— ...Ава Ридус.
В штате Вашингтон, двое коллег ужинали на промокшей веранде китайской забегаловки. Дождь давно отгремел, а вода все журчала в водостоках. Мужчина, держащий в руках фотографию девочки, похож на американского орла, чьим символом кичится его фуражка. У него тяжелый нос и маленькие, острые глаза, внимательно следящие из-под бровей. Его собеседница мягче: вьющиеся от влаги волосы не держатся в высоком хвосте, горчичный свитер придает ей уютный, теплый вид, а за вспухшей щекой активно пережевывается острая лапша.
— И все?
— И все.
Собеседница раздумывает, поглядывая куда-то в сторону. Вздыхает, охает, снова вздыхает. Видно, выдерживает драматичную паузу. Флегматично бросает:
— Обычно люди просят дороже за помощь мне.
— Миссис Ковач, — прерывает ее собеседник в форменном мундире, укладывая фотографию на центр стола: — Вы уже должны были понять, что мой случай — крайне необычный.
— А Вы..? — Ковач покачала головой: — Отец? Брат?.. А, дядя.
Мистер Ридус коротко кивнул. Ковач усмехнулась, беря фотографию в пальцы, будто та была влажным платком. Повернула к свету, рассматривая детское лицо.
— Последние несколько лет я пытался найти убийцу своей сестры...
— Молли.
— Да, как Вы..? — и умолк, когда Ковач показала ему на подпись внизу: «Коул, возвращайся скорее! очень скучаем. Молли». Коул откашлялся, сминая фуражку в руках: — В общем, меня откомандировали обратно домой, когда все произошло. Я подал в отставку, чтобы найти убийцу.
— А форма? Вы собираетесь убить себя, если я Вам откажу? — скептически вскинула брови Ковач и тут же рассмеялась, увидев смущенный взгляд собеседника: — Да ладно Вам.
— Короче, — Ридус снова прочистил горло: — Я шел по его следу. Убийства похожи, почерк сходный, а армейские связи помогли взглянуть на них поближе. Они разбросаны... достаточно беспорядочно. И тогда ко мне закралось подозрение, — он помолчал, собираясь с мыслями: — У Авы случались, знаете... припадки гнева. Но не как у обычных детей. В шесть лет она впервые взялась за нож, оставила мне восемнадцатисантиметровый шрам на бедре. Потом школьный учитель поймал ее с трупом котенка в портфеле. Молли часто говорила мне: «я боюсь ее». Да, так и говорила: «я боюсь ее, Коул». А как-то призналась, что хотела застрелить дочь во сне из моего пистолета — настолько та ее пугала. Когда Ава злилась, Молли могла убегать из дома. Пряталась в церкви, хотя девочке было всего... Я не помню, лет восемь? Девять? Она часто писала мне, когда я ушел на фронт, просила приехать в Лейк-Уорт, спрашивала совета, не отдать ли Аву на попечение католического приюта. У нас маленький город, все друг друга знают. Я ее отговаривал.
— Полагаю, полицию Ваша версия с убийством Молли собственной дочерью не впечатлила, — Ковач положила фотографию обратно на стол и снова взялась за лапшу.
— Конечно. Они решили, что я тронулся там, на Востоке, — хмыкнул Ридус: — Но они не видели, какой Ава бывает, когда злится.
Собеседница бросила взгляд из-под тонких бровей. Прожевала тапиоку. Сложила палочки, а перед палочками сложила пальцы «домиком», внимательно глядя на Коула. Качнула головой.
— Презумпция невиновности, мистер Ридус. Пока не доказано, что именно Ваша племянница убила Молли — но не доказано и обратного. Я Вам помогу. Ее комнату в Лейк-Уорт, полагаю, оставили нетронутой?
— Я ничего там не трогал. Может, что-то взяли криминалисты, но это можно будет узнать в местном департаменте, — пожал плечами Ридус. Ковач загадочно улыбнулась:
— Очень хорошо.
Это было год назад. И куда она пришла спустя этот бесплодный год? Снова сюда. В клинику «Асклепий». Вопреки стереотипам, серийных маньяков до постройки «Асклепия» держали в колониях. Фигурантов различных резонансных дел — тоже. В колониях брань в отношении сотрудника в форме, а уж тем более рукоприкладство, обернется для осужденного увеличением тюремного срока. Здесь, в больнице, агрессия преступников в некоторых случаях остается безнаказанной, но если пациент дееспособен, деньги за порчу имущества могут взыскать через суд. Работники интенсивной больницы вспоминают — в канун Рождества больной увидел в окне залпы праздничных салютов. Вспышки фейерверков так напугали мужчину, что он схватил прикроватную тумбочку и кинулся в окно. Здесь они с решетками, а стекла специальные, они не рассыпаются на осколки, так что пациент остался цел, но тумбочка безвозвратно пострадала.
Распорядок дня попавшего за больничную решетку — как в больнице. Подъем, зарядка, завтрак, прогулка, обед, сончас, вечером досуг – играют в настольные игры, собирают пазлы и рисуют картины по номерам. И среди всего этого проходят лечебные и реабилитационные мероприятия. У Паскаля этот знакомый распорядок отличается только одним – к другим пациентам его не выпускают. К детективам – вполне.
— Что она хочет? – устало мяукает Паскаль, привалившись спиной к стене. Он сидит на кровати, покачивая ногой. Господину Муравьеву хорошо за сорок, но едва ли это можно сказать, не зная его возраста – молодое, улыбающееся лицо словно навсегда осталось с ним, светлые глаза смотрели так же ясно, как и двадцать лет назад. В его табличке числятся многоразовые эпизоды убийства первой степени, диагноз: …лежит подальше от чужих глаз, в сейфе главного врача.
— Увидеться с Вами, — хмурится доктор Фергюсон. Он моложе Паскаля – какая ирония! – и наверняка «доктор» только на бумажке: — какое-то особое дело.
— Неинтересно, — Паскаль встряхивает кудрявой головой и скучающе смотрит на дверь: — Ты нашел мне помощника?
— …помощницу.
— О, в чисто-мужском «Асклепии» с помощни_цей_ будет трудновато.
…Ковач выхаживает по кабинету доктора Фергюсона, рассматривая увешанные наградами и благодарностями стены. Смешно, благодарности – от кого? Ридус утирает пот со лба, сидя в одном из двух кресел посетителей. Ему идея явиться за помощью к Паскалю Муравьеву, известному Вешателю, совсем не нравится. Дверь открывается и Ридус вздрагивает, Ковач же вся обращается во взор и слух. Но на пороге – не ожидаемый ими Вешатель в сопровождении доктора Александра Фергюсона, а юная девушка, явно только что переодевшаяся в свою форму. Новенькая?
— Доктор Фергюсон не с Вами? – Ковач – само очарование. Она жестом указывает на кресло: — Ничего, можете подождать его с нами, я думаю. Это же не возбраняется? – смотрит на Ридуса, будто тот может дать ответ, и щурится, приглядываясь к медсестре: — А Вы юны. Что такое, в Красном Кресте не осталось мест? Просто шучу. Немногие захотят работать с на голову больными преступниками, не находите?

Получив необычное приглашение, сначала реакция Антуана было удивление, которое затем вылилось в веселую улыбку, а затем и смех. Вот чего он точно не ожидал, так это приглашение в лоно Иена! Смеялся вампир долго и почти до слез, но, не смотря на бурную реакцию молодого полукровки, отказывать у него и в мыслях не было. Как минимум юноша был очень любопытен, ну а еще долго ждал повода надеть давно заготовленный костюм, который был пошит под очередную бордельную вечеринку, которая так и не состоялась по техническим причинам, а потом как то было не до нее…. В общем, повод был просто замечательный! Ну, и само собой было любопытно, чего же такого интересного происходило в мире, что через третьи руки, но сама церковь заинтересовалась им.

Да, Антуан был грешен и порочен, но довольно безобиден, чтобы им всерьез заинтересовались храмовники, да и было указано, что обычный разговор. Недоверчивая натура в это не верила, но решила убедиться. Хотя полукровка ставил на то, что как старший сын хозяина острова увеселений его, возможно, захотят схватить и сжечь на костре, ну или грозиться папеньке, что его сожгут на костре. Зная дорого папочку, тот скорее всего порадуется еще и благословит служителей свету к аутодафе.

Да и место для него было неудачное, пусть и в отдаление, но все равно эта святость пробирала до костей, нагоняла сонливость и слабость, заставляла комок подкатывать к груди. Хотелось уже слинять, подальше, и вдохнуть полной грудью, но любопытство было сильнее, так что полукровка решил, что ничего страшного, если немного потерпит, к тому же главное не приближаться ближе к аббатству.

— Ваше святейшество! — С напускной веселостью приветствовал вампир в отдаленном саду, раскидывая руки в стороны – или к вам надо как-то обращаться по-иному? Признаюсь, я не силен во всех этих санах.

Защебетал блондин, стоило ему заметить Патриарха, пригласившего его на превратную беседу. Все эти таинственные встречи так будоражили, было в них что-то особенное, своя атмосфера заговорщицкой загадочности. Да и для святоши, мужчина перед ним оказался приятной наружности, полукровка то уже напредставлял себе сухого седого старика, а тут… ну просто лапочка! Так бы и осквернил.

— Признаюсь, я был поражен, удивлен и,… заинтригован, даже специально, ради вас я решил приодеться, ну как вам, нравиться?

Крутанувшись на пятках, вокруг своей оси вампир покрасовался перед служителем света, демонстрируя ему не самое благочестивое одеяние: кожаные штаны, высокой посадки; удлиненный пиджак, на груди которого красовался красный крест, вместо рясы с неприкрытой грудью; металлическими аксессуарами  на шеи и в правом ухе; колоратка обхватывающая шею и тяжёлые кожаные гриндерсы с металлическими вставками, в общем, готовился.