SHANI [SAGA O WIEDZMINIE]

раса: человек возраст: родилась в 1248 г. (в 64 году тебе 17, мне 28 все только начинается)

деятельность: медик, декан медицинского факультета Оксенфуртской академии место обитания: Оксенфурт

Abigail Cowen or your choice*

---

КЛЮЧЕВАЯ ИНФОРМАЦИЯ
В общем, как на самом деле обстояло дело и почему вдруг мой меткий глаз [к слову единственный] пал на тебя. Сидели мы с Лютиком значит, наглаживали друг-друговы коленки хедканоны, обсуждали игру новую, после пыток, которые ты могла видеть в сериале от Нетфликса [единственно стоящая вещь к слову там, если говорить о пейрингах, которые мешают спокойно спать ночами] и меня вдруг осенило, что а ведь я мог посеять семя страха в голове барда, когда пытая его, немного выдал информации о том, что видел как вы с ним милуетесь в садах академии и что, если вдруг он не расскажет мне всего, что я хочу узнать, я переломав ему кости, отправлюсь допрашивать других, в том числе и тебя – рыженькая медичка, пахнущая солнцем и луговыми травами. И так мне эта идея зашла, так она мне въелась под кожу, что я решил, а почему собственно нет? Тебе уже 17-ть, возраст согласия наступил [мы считали если что, все должно сходиться ], просто немножко переделали канон, чтобы было поинтереснее! Плавно мы перешли от игры с пытками ко второй игре с пытками, где я, сыграв храброго господина спас тебя от пьяных задир[которых сам же и подослал]. И завертелось, закрутилось собственно. Правда пришел Лютик и все испортил, поэтому мы снова перешли к разделу «пытки и всё-такое», но это уже детали, знаешь ли.
Я несильно хочу рушить канон, который ты можешь читать в википедии и гугле, ну кроме того, что у нас было более близкое знакомство. И мне бы хотелось, чтобы это были безуспешные попытки помочь мне, исправить меня и доказать лично мне, что не вся моя душа сгорела в том огне, которым я злоупотребляю.
Не могу сказать, что это заявка в пейринг, потому что…это не совсем так х) Ты действительно будешь участвовать в пейринге, но…на троих [см. я предлагаю в большей степени платонические чувства, а не сексуальную связь из эпизода в эпизод, если что]. И если ты понимаешь, о чем я, то ты понимаешь, о чем я, милая Шани. А если не понимаешь, то велком в палату, там тебе быстро расскажут о моей репутации…дознавателя.
Я не буду привязывать тебя к себе насильно с требованием хранить мне верность и не смотреть по сторонам. Но с удовольствием пожую стекла и даже пару раз почти умру на твоих руках? Идёт?

---

ДОПОЛНИТЕЛЬНО

#p1254687,Jaskier написал(а):

Дорогая Шани, нет у нас с Риенсом полноценного пейринга, это все его шуточки. Со мной дело обстоит так: мы с тобой друзья, я люблю пошутить и сделать пару ненавязчивых комплиментов и намеков о том, что пора бы нам отправиться в постель и узнать насколько крепка кровать и мягок матрас, а ты сводишь все в шутку или вовсе просишь быть серьезнее. Для меня это развлечение и приятное времяпрепровождение, для тебя же, как я могу понять, все серьезнее и должны быть чувства более крепкие, чем просто желание покувыркаться. Ограничивать этой причиной не буду, роль твоя и ты сама лучше знаешь, почему нет.
Чувство долга у меня есть, я всячески буду ограждать тебя от Риенса, втыкать палки в колеса ваших свиданий и всячески беспокоиться, заботиться. 
Посты только от третьего лица, полная анкета. Ну и остальное уже скажет Риенс.

Требований у меня немного на самом деле. Основное наверное – убедительная просьба не брать на внешность Роуз Лесли [не спорю, что любая рыженькая хорошенькая актриса или модель будет всухую проигрывать одному наглому барду, но не убивай во мне все желание одним лишь этим, ок?]. Я бы еще попросил не использовать внешности Софи Тернер, потому что у нас она вроде как закреплена за одной из нпс [пока что] масок для Адды Второй, но тут уже как-то может сами зарешаете не знаю.
Я человек старой закалки, так что прийти через упрощенку не дам. Ты можешь написать анкету тезисно, красиво оформив свои хэды с каноном и тогда я пойму, что ты хочешь и можешь в персонажа и тогда я раскрою тебе свои чародейские объятия.
О размерах постов можно говорить бесконечно долго, но каждый пишет по-разному, кому-то достаточно 4к, чтобы выдать полную мысль и оказаться прекрасным рассказчиком, а кто-то и в 20 не уложится. Я пишу от 5к, птица-тройка и заглавные буквы присутствуют, лицо могу и 3-е, и 1-е, а вот 2-е не могу, вообще никак, ни писать, ни читать. Желательно, чтобы тебя это устраивало, и мы сходились в стиле подачи постов.
Считаю, что по скорости я игрок среднего уровня – этакая золотая середина, которая при хорошем общении и без попыток выклевать мне мозг, отдает посты вовремя и вкладывает в них душу и красивые идеи, а еще кладет к твоим ногам смешные мемы по типу «ето мы с тобой, смотри», графику своего исполнения и всякое милое-няшное, что тебя вдохновлять будет. Чего-то подобного хотелось бы получать и в ответ.
В идеале хотел бы найти прекрасную рыженькую медичку, которая самостоятельная и ответственная, не просто зацепившаяся глазом за роль в моменте, а та, кто будет предлагать свои идеи и не будет пропадать сутками где-то там, другими словами, рассчитываю на активность, а не вечные отговорки и обещания скорого появления. Меня не устроит активность – пост в месяц и заходы примерно так же, у нас есть списки, вот в них лучше не попадать, совсем не попадать, потому что меня это очень сильно расстраивает обычно, а когда я расстраиваюсь, то я делаю выводы за игрока за которым закреплена роль и тогда игрок может эту самую роль потерять.

пробный пост, в котором мы с тобой впервые встретились

Она спалила ему лицо! Чертова сука спалила ему лицо! Кислое вино, раздутое на пламя, ударило по левой стороне, заставляя отскочить и заорать от боли. Риенс споткнулся об чертов ковш, которым ранее получил от Лютика и упал на пол, суча ногами. — С-с-сука! — кожу разъедало, огонь с удовольствием пожирал плоть. Он визжал, рычал, орал и катался по полу с боку на бок, ослепленный болью, не в силах ни коснуться лица, ни остановиться эту пытку. Воняло паленной кожей, и волосами и Риенс впервые не чувствовал удовольствия от того, что вдыхал эту тошнотворную смесь запахов, ведь это были ЕГО волосы, ЕГО кожа. И он продолжал кататься по полу, обезумев от боли, пока не провалился в черноту собственного сознания.
Открыть глаза его заставили попытки шарить по его карманам и негромкие разговоры о том, что он скорее всего сдохнет вскоре после полученных увечий. Нанятые им же верзилы, войдя в заброшенный дом, обнаружили внутри только временного босса в отключке и ни следа того, кого они похитили с улиц Оксенфурта.
Ярость и боль напитали руки небывалой силой, ладони чародея раскраснелись и вспыхнули раньше, чем тот, что склонился над ним, понял, что случилось.
Было слишком поздно. Риенс впился горящими пальцами в мясистое лицо, сдирая с того кожу. Кровь заливала лицо и грудь, но он продолжал рвать плоть с нечеловеческим упорством.
— Ублюдок!
Стон и скрип зубов, крик боли и ярости. Он оттолкнул от себя одного и бросился на второго, зубами вгрызаясь в руку. Левую обожжённую сторону прострелило болью, но Риенс не отступил, не разжал зубов. Наплевать на всё, кроме жажды крови, которая сейчас была сильнее боли. Ярость жгла изнутри, хотелось рвать и терзать, ломать и убивать. Озлобленный чародей сплюнул в сторону чужую кровь и кусок выдранного мяса, скрипнул зубами. Ноги разъезжались в стороны от количества крови, которой был залит деревянный пол. Левым глазом он почти ничего не видел, но вот правый мутно-зеленый буквально выжигал пространство злобой.
Он найдет этого барда. И бабу, которая ему помогла, эту гребаную суку, которая сожгла ему лицо! Они оба заплатят за всё. Он обязательно их убьет. Медленно и с наслаждением.

**

Мазь, которую изготовила Лидия, чтобы излечить ожог на лице Риенса, едва ли помогала ему. Накладывая толстым слоем жирную субстанцию, он едва ли не сходил с ума от боли, круша все, что из предметов попадалось ему под руку. И в какой-то момент едва ли не придушил и саму Бредевоорт. Она приставила к его единственно видящему глазу тонкое лезвие скальпеля, и только это вразумило чародея и заставило разжать свои цепкие пальцы.
— Убирайся, Риенс, — делая судорожные вдохи и откашливаясь, потребовала Лидия, указывая на дверь. — Или умрешь, — продолжая сжимать лезвие скальпеля пригрозила она, заметив, как скалится на нее колдун. — Проваливай!
Он ушел. Вынужден был уйти, чувствуя, как внутри все кипит от злобы. Ожег пришлось некоторое время прятать под кожаной перевязью, чтобы на него не попадала пыль. За кружкой пива в ближайшем трактире, забившись в самый темный и дальний угол, Риенс размышлял над тем, каким образом ему выманить барда, чтобы отомстить ему за случившееся.
В конце концов, он решил, что нужно действовать хитростью. Но, прежде, нужно нанять людей.

**

Ее волосы напоминали собой новый моток меди, оставленный кем-то на солнце, заставляя щурить единственный здоровый глаз. Медичка, не изменяя себе, в зелененькой жилеточке, заняла место у фонтана. Небольшой перерыв между лекциями и легкий перекус яблоком. Риенс ощупал подушечками пальцев повязку на своем лице, будто желая напомнить себе зачем он здесь: «Я отправлюсь за той хорошенькой девчонкой, с которой ты так любишь болтать в парке при академии, Лютик». Когда от яблока в ее руке остался лишь хвостик, Шани, спрыгнув с бортика фонтана, поправила свой наряд, оглядев его на наличие пятен и помятостей, и прихватив с собой лекционные записи снова скрылась в дверях академии. Язык колдуна скользнул по нижней губе и уперся в правый уголок. После лекции, она, не изменяя привычкам пойдет в библиотеку и останется там до темноты. Именно там нанятые им люди и будут ее ждать.

**

Они вкатились в пустующее помещение библиотеки весело гудя, словно перепутали святую святых и питейное заведение. И не один из них сильно не был похож на студента или преподавателя академии в Оксенфурте. Остановить их никто не решался, щупленький смотритель библиотеки поспешил убраться к дальним стеллажам с редкими свитками, чтобы попытаться защитить те в случае слишком уж буйного поведения незваных гостей.
Риенс скользнул тень за спинами шумных наемников, к темнеющему проходу. Наблюдая и выжидая.
— Господа, — Шани привстала над столом, за которым читала книги по медицине и отложила перо. — Покиньте помещение библиотеки, немедля. Это не трактир. Здесь не принято шуметь.
— А ты кто такая, чтобы указывать нам, что делать — воскликнул один из лже-студентов.
Шани смерила его взглядом.
— Я — медик. И мне не нравится, когда сюда вламываются пьяные гуляки и устраивают здесь балаган.
— Медик! —Хохотнул один из них и схватился пальцами за собственный пах. — Подлечишь мне кое-что, а медичка? — Да-да, да-да, — вторил ему второй, делая шаг ближе и упираясь бедром в стол. — А мне вот сердце разбили, тоже надо подлечить. — И ухватившись за девичье запястье потянул чуть сопротивляющуюся Шани за руку на себя, прикладывая поджаты пальцы в кулак к собственной груди. — Пощупай, я тебе говорю.
Рыженькая медичка дернулась и попыталась высвободиться, но у нее ничего не получилось.
— Прекратите, — строго потребовала она, хмуря свои темные брови. — Вы не можете так себя вести здесь.
— Ра-а-азве? — подал голос третий парень, обводя взглядом зал и стеллажи, — И кто же нас за это накажет, голубушка?
В комнате повисла напряженная тишина. Все молчали, ожидая, что скажет девушка.
— Она ясно дала понять вам, господа, что здесь вам не рады. —Прихватив с полки одну из книг, Риенс выступил из тени, мягкой и бесшумной походкой. — Если вы не хотите неприятностей, вам лучше уйти.
Трое ребят переглянулись, как бы решая, кто будет первым, и, наконец, первым оказался самый высокий. Он сделал шаг в сторону Риенса.
— Ты еще что за…
Колдун не дал ему договорить. По роже прилетело увесистым томом книги, которую он прихватил с собой. Пожелания бить в полсилы, были проигнорированы. Маг бил так, чтобы вырубить наверняка.
Повязка на левой стороне лица, скрывающая уродливый ожог, препятствовала тому, чтобы видеть всю ситуацию в целом. Так что следующую оплеуху, он незапланированно пропустил. Это было неожиданно и чертовски неприятно. Сцепив зубы и оскалившись, чародей, злобно зыркнув глазом на обидчика, ударил снизу, прямо ногой, чуть пониже коленной чашечки, заставляя врага взвыть.
— Идёмте! — Он вытянул руку к Шани. —Идёмте же, скорее! — Схватиться за руку Риенса, Шани не успела, третий парень из шайки напрыгнул на него сзади, обхватывая руками за плечи и сцепляя собственные руки у него на груди, приподнимая над землей. Он встряхивал его как бутылку, вверх и вниз, и вверх, и вниз.
— Бегите! — Прохрипел Риенс, пытаясь освободиться от чужих рук. Повязка с лица начала медленно сползать от тряски в разные стороны. — Бегите же!

**

Комната перед распахнувшимся глазом закрутилась как колесо перевернутой телеги. Со лба медленно сползла мокрая тряпка, внутри которой, судя по всему, был завернут компресс снимающий жар.
— Не вставайте, — на грудь мягко надавили женские руки, вынуждая расслабиться и снова прикрыть глаза. С очнувшимся Риенсом говорила Шани. Он узнал её голос. — Вам хорошенько врезали по голове. Но потом пришла стажа и…
— Вы в порядке? — Он помешал ей договорить, перебивая, с трудом ворочая языком, но ладонью её ладонь успел накрыть, а она даже не подумала выдернуть руку или высвободиться, лишь слегка вздрогнула.
— Не переживайте, — её веснушчатое лицо и зеленые глаза, расплывались перед глазами Риенса. — Меня они не тронули. Благодаря вам…
— Риенс…зовите меня Риенс. — В груди сдавило от желания откашляться. Шани поправила компресс на лбу чародея и внимательно, чуть хмурясь всмотрелась в ожог на лице, но вопросов не задала. — Что ж, вы должны будете мне одно свидание…

VELES [SLAVIC MYTHOLOGY]

раса: Бог возраст: ≈4200 лет

деятельность: Премьер-министр РФ место обитания: Россия, Москва

richard armitage

---

КЛЮЧЕВАЯ ИНФОРМАЦИЯ
История славянского пантеона — это история борьбы Велеса и Перуна. Быть может, сложись все иначе, и они смогли бы быть друзьями, братьями, семьей. Но сложилось так, что бывшие в этом пантеоне первыми – Род и брат его, Сварог, заключили соглашение. Верховным в пантеоне станет тот, кто первый сможет дать жизнь. Род удалился в свои чертоги. Магия давала ему немыслимые возможности, и он создал Велеса. Творение вышло, во многом, совершенным. Но не может быть ничего более совершенного, чем рожденное. И к моменту, как Род создал своего первого, старшего и самого могучего сына, Сварог и Лада уже успели подарить жизнь Перуну, которому и была дана власть Верховного. Род рассердился, но отречься от своего слова он уже не мог. И все же, он воспитывал Велеса в знании, что именно он должен возглавить пантеон. Так славянские божества пошли по уже известному ранее пути, не сумев отклониться от мирового баланса, который еще до рождения их предрек борьбу Громовержца и Змея. И борьба это во имя сохранения равновесия должна была быть вечной.

Пантеон развивался и множился. В помощь и поддержку Велеса Род создал Карачуна, а после заключил союз с Матерью Землей, от которого появились Мокошь, Стрибог и Хорс. Сварог и Лада тоже дали жизнь еще двум сыновьям – Дажьбогу и Семарглу. Вера в богов крепла на Руси, а вместе с нею крепли и сами боги. Соперничество между Велесом и Перуном, впрочем, не прекращалось ни на один день, хотя порой и могло казаться иначе. И все же, период спокойствия завершился отнюдь не из-за очередной мелкой потасовки.

Мокошь – дочь Рода и сестра Велеса, по разумению ли проведения, по разумению ли батюшки своего или по разумению Матери Земли, а стала хранительницей судеб. Сила немыслимая и доселе никому неведомая досталась женщине. Многие жаждали ту силу получить, завладеть ею, и значило это – завладеть самой Мокошью, вот только Род отвергал вероятность того, что дочь его когда-нибудь выйдет замуж. Поселил ее в Прави отдельно, в доме, где она пряла нити судьбы и вела одинокую жизнь. На Пряху Судеб заглядывались равно Велес и Перун. Только первый мыслил все больше не красотой ее и складностью, а властью, которую он может получить, если возьмет ее в жены и велит на правах мужа прясть его судьбу так, как ему желается, а второй ни о чем подобном не думал, а свататься к ней пришел в обход всяких правил лишь потому что сказано ему было, что негоже Верховному бобылем ходить. Ни своих родителей, ни родителей желаемой невесты Перун в известность о своих намерениях не поставил. Так что неудивительно, что когда объявили о браке, скандал разразился немыслимый.

Род утверждал, что дочь у него украли, и что Перун – никакой не Верховный, а разбойник, похищающий чужих дочерей. Сварог, заключивший этот брак, что так будет лучше для пантеона. Как бы там ни было, а союз этот половина Прави не признала, только кто мог спорить с волей Верховного? Лишь Велес. И тогда он сделал то, что навеки положит огромную пропасть между ними всеми: он украл Мокошь из дома ее мужа и увез в свой. Узнала в тот день Пресветлая Правь мощь гнева своего Верховного. Жену он вернул, едва не убив Велеса. Но репутация Мокоши с тех пор была подмочена и незаконным браком, и пленением, в котором невесть что могло произойти.

После было много всего: и подъем веры Руси на небывалый уровень с расцветом Прави, и неверный выбор в пользу вымеска Владимира, который и положил начало уничтожению этой веры, и века в забвении и скитаниях по всем трем мирам. Большинство сходилось на том, что стоит больше времени проводить в Яви и приводить людей обратно в веру в родных Богов, но удавалось это не всегда.

Всем показалось, однако, что непременно удастся в девяностых. Эпоха, когда вера в христианского бога была слаба после веры в идеологию, заменившую всех богов вообще, а свободы было столько, что ею можно было захлебнуться. Смертных нужно было только подтолкнуть, и они начали исследования славянских богов и культуры, а значит, и сил у них день ото дня стало прибавляться. Велес сориентировался быстрее всех. И оказался во главе политики, в кресле премьер-министра. А Перун поздно спохватился. И взял в руки криминальный мир Москвы, а следом – нефтяной бизнес. Грубое, гнусное, жестокое время. Криминальная война шла на улицах. Не остывала она и в пантеоне. Правила диктовала Явь. И Велес не стыдится того, что он устранил своего главного конкурента руками наемных убийц. Не мы такие – жизнь такая.

Мокошь осталась одна в разрушающейся криминальной империи мужа. И Велес, понимая, что Перун не вернется еще очень долго, а бедной вдове может быть нужна помощь, протянул ей руку. Да, он убил ее мужа, но ей необязательно было отправляться следом, как и необязательно следовать заветам любви и верности, в которые Велес верил не особенно. Или по крайней мере, не в этом браке. За то, что пришел на похороны криминального авторитета, от его безутешной вдовы получил венком прямо по хребту и проклятой земли за шиворот. За то, что сделал ей же неприличное предложение – расцарапанное лицо. За то, что бросил презрительное «все равно будет, как я сказал» - сорок пуль. Вот только о том, как это Мокоши удалось, она до сих пор вспоминать не желает, ведь убила она его отнюдь не в честной схватке, а в постели, которую разделила с ним, имея план отомстить за мужа и отправить брата в Правь, а лучше – в Навь, так надолго, как это было возможно.

«Оно того стоило» - будет думать он, пять лет ожидая возвращения своего обратно. И Велес, конечно, вернулся. Сил становилось больше, их снова начали славить, а значит, у них у всех снова был шанс. Вот только пантеон вновь не един, и един едва ли будет. Все идет по кругу. Славянские божества вновь разделились на сторонников Велеса и сторонников Перуна, все чаще в пантеоне говорят о войне. И кажется, что они кое-чего не понимают. Война уже идет. С первого дня Громовержца и Змея на этой земле, она не прекращалась ни одно мгновение. И нет пока во всех трех мирах Силы, способной это изменить.

---

ДОПОЛНИТЕЛЬНО
➤ Можем обсудить некоторые детали, например, внешность, отдельные моменты биографии, текущую должность, но каких-то глобальных изменений внести уже не удастся, мы играем историю именно в таком виде. Интересен лейтмотив противостояния в пантеоне, теория основного мифа, в котором Громовержец всегда сражается со Змеем.
➤ Да, чтобы убить Велеса, Мокошь переспала с ним, а когда он уснул, сорок раз в него выстрелила. Ачотакова? Она, между прочим, Верховная, и никто не смеет ее судить.
➤ Заявка не в пару. Велес всегда смотрел на Мокошь, как на средство достижения цели, скорее, как на вещь или функцию, нежели, как на живого человека\божество. Может быть, он и любит ее какой-то странной братской любовью, но в остальном, она – способ уязвить Перуна, забрать у него, что-то дорогое и важное, способ лишить его покоя, а равно контроля над судьбами, ведь он уверен, что она прядет их не сама, а под чутким контролем мужа, а вообще-то он и сам не против установить такой контроль. Вполне вероятно и даже ожидаемо, что у Велеса есть жена и дети, но кто это и сколько, мы не прописывали. 
➤ Велес такой, какой он есть. И он этого не стесняется и не чурается. Его не волнуют ярлыки, он совершает неблаговидные поступки, потому что может, хочет, потому что у него есть такая власть. Ему нестрашно быть подлецом, мерзавцем и кем там его еще назовут, потому что все эти человеческие оценки неприменимы к нему, как к божеству, и он это отлично знает. Как знает, что в их противостоянии с Перуном есть какая-то затаенная обреченность, ведь в сущности, у них никогда не было выбора, быть врагами или не быть ими.

Пробный пост

Мокошь утыкается в грудь супруга и кричит так, что этот крик заполняет собой всю парковку. Слезы льются из глаз, хотя она не плакала, казалось, уже столетия. Опустошение, которое ощущает Богиня теперь, сравнимо с черной дырой, с целой Навью, с кратером вулкана и она задыхается в этой пустоте. За все время их брака, за долгие годы союза, они проходили через многое, но она никогда не теряла Перуна, никогда не оставалась без него надолго и никогда не была по-настоящему одна. Она не хотела, она не знала, как жить без него. И теперь, ощущая под пальцами не его энергию, не его ауру, а только одну лишь смерть, Мокошь тоже умирала, ощущая, как секунды проносятся сквозь нее, вырывая куски души и сердца. Те самые, что она когда-то отдала мужу.

А потом были врачи. Много врачей. И глупые, нелепые попытки спасти его. Как можно спасти того, кто уже мертв? И как может быть мертв тот, чей голос она до сих пор слышит? Мокошь стоит с совершенно безразличным видом. Слезы все еще струятся по щекам. Собираются журналисты, вспышки камер, приезжает охрана, которую вызвал Лёня, потому что сейчас Владислава не способна ни на какие действия и решения. Она только смотрит на свои руки и платье, запачканное кровью мужа, и не понимает, как это могло случиться с ними. Почему? Почему она не предусмотрела? Почему не прислушалась к своим ощущениям? И задавая себе эти вопросы, она плачет снова, пока не приезжает сначала сын, а затем дочь и по ее виду Мокошь хорошо понимает, что та уже успела сопроводить отца по Калинову мосту.

А потом были похороны. И много-много людей. Вопросов. Пожеланий. Соболезнований. Черное платье, которое Перун не любил, потому что считал, что черный ей не к лицу. Но она нарочно его надела, чувствуя где-то за задворками своей чудовищной боли еще и гнев, раздражение, злость на мужа. Почему он оставил ее? Почему он тоже не предусмотрел всего, что случилось? Почему не был достаточно осторожен? Ей хотелось насолить ему такой нелепой глупостью, почти детской. Он ведь видел ее из Прави? Наверняка видел. Пусть любуется этим чертовым платьем! Впрочем, еще он видел ее слезы. Он ненавидел их больше всего на свете.

А потом был Велес. Его сопровождение из головорезов. Чертов венок, который Мокошь швырнула ему вслед, прежде разодрав мерзавцу лицо и не забыв в него плюнуть. Сколько пощечин он стерпел от нее, прежде, чем схватил за руку и ровным тоном заявил, что она сошла с ума от горя? Женщина не знала. Но теперь гнев ее кипел уже не только в груди, но и в жилах. И она знала, чью жизнь выжжет этот гнев, чью жизнь превратит в ад и кто следующий пройдет по Калинову мосту. Щедро высыпанная за шиворот ублюдку могильная земля, была весьма однозначным обещанием, которого Мокошь никогда не забудет.

А потом были люди. Жалкие смертные, которые думали, что обладая мнимой властью, утвержденной криминальным миром Москвы, они смогут отобрать то, что им не принадлежало. То, что принадлежало Перуну и его семье. Им казалось, что его смерть подвела черту под его начинаниями, и они никогда в своей жизни так не ошибались. О, считаться с женщиной в мире организованной преступности никто не намеревался, разумеется. Но Мокошь могла их заставить. У нее для этого было все необходимое. Ее магия, деньги на счетах супруга и люди, верные его памяти. Кровавые раскаты разнеслись по Москве, словно весенняя гроза. Мокошь не щадила никого. Воистину, женщины куда более безжалостны, чем мужчины и Владислава доказывала это каждый день своей новой жизни. Но чем дольше она это делала, тем острее ощущала, как ей не хватает мужа рядом. Отстаивая его наследие, его дело, их дело, она чувствовала себя не на своем месте и лишь от того, что была вынуждена, продолжала.

А потом была месть. Такая жестокая и беспощадная, как и та, что в ней нуждалась. Мокошь знала, что делала и желала этого. Планомерно и целенаправленно она уничтожала всех, кто прямо, или косвенно был причастен к покушению и смерти Перуна. Исполнителей нашли первыми. Это было так бесконечно просто, что даже немного смешно. Владислава предпочитала не пачкать свои белоснежные руки в чужой крови так прямо – она все чаще пользовалась прялкой, истощая свои энергетические запасы чуть ли не до нуля, но добиваясь желаемого. Но в тот вечер она сама взялась за нож. И та кровь, что окропила ее руки и платье, словно смыла кровь мужа с ее души, разума и сердца, принося долгожданное облегчение, которое достигло своего пика в день, когда она шестнадцать раз выстрелила в лицо Велесу, не сожалея об этом ни единой секунды ни до, ни после.

А потом была усталость. И понимание того, что за последние полтора года Мокошь делала все то, что не делала за тысячелетия своей жизни и ей это не нравилось. Она знала, что муж вернется, нужно только подождать. Она знала, что он ни за что не оставит ее навсегда. Она знала, что он снова возьмет дело в свои руки и ей доведется вернуться на свое место. Но когда? Этот вопрос мучил женщину день ото дня. Она скучала по мужу так отчаянно, что порой это казалось невыносимым. Да, Мокошь могла быть одна. Она могла со всем справляться самостоятельно. Но она не хотела. Ни быть одной. Ни справляться ни с чем без Перуна. Это казалось не то, чтобы неправильным – вообще немыслимым.

Но бросать начатое Мокошь не намеревалась. Она продолжала заниматься делом, что иссушало ее, лишая сна и покоя. И вместе с тем продолжала делать все, чтобы языческие начала в людях множились, а имена языческих Богов упоминались все чаще. Способствовала раскопкам, популяризации культуры, открытию музеев. Чем больше думали о Перуне и исследовали языческую религию Руси, тем скорее он должен был вернуться. Появился интернет, чем немало помог женщине распространять соответствующие сведения, что называется «из первых уст». Уж она-то знала, кем именно был супруг и как ему поклонялись ранее. Выходили книги, с кафедры вещали ученые. Это то, что требовалось мужу. Это то, что требовалось им всем. Мокошь была упряма. Да, поначалу она думала, что такими темпами супруг вернется к ней, через три месяца, может быть, через полгода, но не более того. Но чувствуя и то, как медленно пополняется энергией сама, женщина убедилась в том, что на желаемое понадобится куда больше времени.

Когда раздался звонок в дверь дома, Владислава сидела в кабинете, разбираясь с бумагами. Ни дом, ни место постоянного проживания она не меняла. Отчасти, потому что это было неудобно, отчасти, потому что ей хотелось, чтобы когда Перун вернется, он знал, куда идти. И он знал.

Мокоши не нужно было открывать дверь, или смотреть в глазок, чтобы понять, кто стоит у входа. Ей даже не нужно было подниматься из-за стола. Понимание поразило ее существо в одночасье, узнавание разнеслось мелкими разрядами тока по каждой клетке тела и женщине на мгновение показалось, что она задыхается. Дверь, конечно же, открыли без нее. И гостя попросили подождать, не подозревая, что в этом доме он – единственный хозяин. Мокошь не волновали все эти глупые слова. Босая, она бежала по ледяному полу, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. Она остановилась, лишь забежав в комнату. Застыла на месте, глядя голубыми глазами, полными боли и страха, но вместе с тем радости и предвкушения встречи. Она ждала так долго. Так долго, что несколько тысяч лет их жизни показались ей на этом фоне не столь многочисленными. Женщина медленно приблизилась к супругу, коснулась пальцами его плеча, шеи, щеки, словно убеждаясь в том, что это – на самом деле он. И это был он. Слезы вновь закапали из глаз, но Мокошь не позволила себе ни единого всхлипа, прежде, чем поцеловать мужа в губы, ощущая, как с этим поцелуем с плеч словно падает гора. Но лишь только на одно мгновение. Потому что в следующее, она размахивается и ударяет его по щеке с силой, которая, пожалуй, была для Громовержца ничтожной. Уж точно он на войне получал куда больше женской оплеухи. Но Мокошь надеялась, что это хотя бы обидно.

- Мерзавец! – хрипло кричит она ему, наконец, заходясь в рыданиях. Ей так давно это было нужно, - Оставил меня тут одну… Со всем этим! Оставил! Ненавижу тебя! – и она толкает его, не давая себя обнять, хотя, наверное, и это ей тоже было очень нужно.

VERMAX & ARRAX [A SONG OF ICE AND FIRE]

раса: драконы возраст: 15 & 14 на момент смерти.

деятельность: на выбор игроков место обитания: Вестерос

Joe Cole / Jake Hold  as Vermax
Froy Gutierrez as Arrax

---

КЛЮЧЕВАЯ ИНФОРМАЦИЯ

»Вермакс»

• Старший сын Сиракс и Караксеса. Первый среди четырех своих братьев и двух сестер. Рос и взрослел вместе с принцем Джекейрисом Веларионом. Стал ему верным другом и защитником. Всегда считал юного всадника достойным всех почестей и готов был перегрызть глотку каждому, кто посмеет косо посмотреть на мальчишку и презрительно назвать того бастардом.
• Компания старших всегда была интереснее подрастающих детенышей. Рассказы взрослых о былом зародили в тебе желание стать такими же как они. Открыть новые земли, стать прославленным воином, вписать и свое имя в историю. Это было даже мило, когда мы с матерью видели этот огонь азарта в глазах. А потом…юный Джекейрис приказал тебе лететь на Север. Ты воспринял это как приключение, о котором так мечтал. И никто тогда не заметил, что война уже вот-вот начнется.
• Драконы танцуют. Драконы умирают. Ты вернулся домой, но вместо радостных лиц застал скорбные. Не стало Арракса. Только-только пал Грозовое Облако, едва вставший на крыло. Гнев наполняет звериное нутро, в сознании точно набат звучит мысль о мести. Когда появляется возможность – ты не медлишь ни минуты. Поверить в себя так легко. Корабль за кораблем сгорали в драконьем огне. Но одна стрела…всего одна чертова стрела и  охотник становится добычей. Удар о воду. Соль ее жжет горло и глаза. Как змеи овивают обрывки парусов и канаты тело, мешая подняться в воздух снова. Но вскоре все заканчивается и море становится тебе могилой. Мы с мамой гордимся тобой, сын. Ты погиб так, как подобает нам, драконам.

»Арракс»

• Тот самый дракон, что пал первым. Ты ведь не хотел этого, правда? Не хотел, чтобы все закончилось так, как закончилось, когда вдруг решил в себя поверить и затеять опасную игру? Ох, милый мой сын. Арракс, надо было хоть иногда слушать меня, а не только Вермакса и Муни. Я уважаю твою смелость, вижу в высокомерно вскинутом подбородке и блеске глазах себя в твоем возрасте. Но не могу не осуждать за откровенную глупость. Не переживай, ты отомщен. Был. Вхагар погибла от моих клыков. Во всяком случае, так было.
• Ты – не Вермакс. Ты не нуждался в одобрительном слове со стороны, чтобы почувствовать себя важным, нужным. Не стыдится возиться с подрастающими братьями и сестрой, охотно принимая участие в их шалостях. Старший брат лишь злобно порыкивая на тебя, спрашивая, когда ты, наконец, повзрослеешь. В ответ пожимал плечами, искренне удивляясь, с чего вдруг Вермакс стал таким противным и скучным.
• Порой, чтобы повзрослеть надо умереть. Ты не говоришь об этом, но это читается в глазах: в Танце драконов ты винишь себя. Если бы тогда был более внимательным и рассудительным, если бы не пытался ослепить Вхагар, выпуская ей в лицо поток пламени, если бы не потерял бдительность… Столько было возможностей избежать дальнейших событий, но прошлое на то и прошлое, что его не переписать и не изменить, все что нам остаётся, так жить с последствиями собственных ошибок. В глубине самого себя ты это прекрасно понимаешь и все-таки проклятое «если бы» глубоко вкоренилось, разъедая и уничтожая тебя изнутри.

• Смерть – еще не конец. Кому-то показалось здоровой идеей вернуть огнедышащих чудовищ в Вестерос опять. Вы стали одними из первых, кого увидел дивный новый мир. Мир без «наших» людей. Его границы, казалось, сужены до предела, очерченные искусственным солнцем и звездами под высоким сводом, да тяжелой огнеупорной дверью. Свободу обретя в пожаре, вы снова можете летать в небесах Вестероса. Предоставленные сами себе. Захотите ли вы так и остаться, не подчинившись никому в память о первых своих всадниках, или, напротив, впишитесь в новую войну, присягнув одному из новых «королей»? Что ж, решайте, мальчики, теперь вы оба взрослые.

---

ДОПОЛНИТЕЛЬНО
• Не буду распаляться на тему требований ибо они типичны. Не важен размер постов и их стиль, главное – желание играть. Нас, драконов, тут много. Даже Вхагар может передать особый привет Арраксу. Вариантов для игры тоже – непочатый край. Семейные уютные эпизоды, стекло во время Танца, активное участие в новой войне, сопровождаемая попытками выжить в мире без драконов – все это можно организовать. А еще у нас есть беседка, в которой иногда происходит перемывание костей всадникам и не только.
• Внешности обсудить тоже можно.

Пробный пост

«из постов Муни»

1. Ее семья была иной. Караксес, Сиракс, Вермакс, Арракс, Тираксес и Облако (ГРОЗОВОЕ!!! Облако). Когда-то была ещё Вхагар, но она ушла. Предпочла ей нового наездника. Так же поступил Санфайр. Поступила она. Все драконы, что пробудились после Рока Валирии уже на каменистых берегах Драконьего Камня, между наездником и сородичами выбирали наездников. Без своего человека не было ощущения полноценности. Своя жизнь ничего не стоила по сравнению с амбициями всадника. Драконы цеплялись друг другу в глотки и разрезали небо пламенем в угоду… чего? Уже неважно, кто сидит на Железном Троне, если Драконье Логово полно костей. Истина, которую Мундэнсер поняла в слишком раннем возрасте, оставшись совсем одной на Драконьем Камне. Все обещали вернуться. Никто слово не сдержал. Люди говорят, что Таргариен брошенный на растерзание собственным мыслям, одинок и предан всеми – страшен и опасен. Глупцы. Дети лета, что никогда не видела дракона, изморенного потерями, отравленного чужой ненавистью. Одиночество страшнее смерти. Быть живым среди мертвецов – страх, что прошел с ней сквозь века, пустил корни, окреп. Плясунья не стремится его искоренить. Наоборот холит и лелеет. Забудет прошлое и будет слишком легко поддаться соблазнам мира. Вновь поверить в чужие амбиции. Стать оружием. То, что заложено в самом фундаменте сознания не желает быть переосмысленным.
2. Арракс был ее братом тоже, пусть они вылупились из кладок разных дракониц, а Мелеис – она подарила ей жизнь и, пожалуй, этого достаточно, чтобы быть благодарной ей. Из-за чужих непомерных амбиций она уже потеряла часть семьи. Не хочет ещё оплакивать тех, кто остался рядом. Не желает терять ещё Караксеса – отца не по крови, но тот, кто воспитал и любил как родную дочь. Собственная жизнь теряет ценность, если рядом не будет тех, кто наполнял ее смыслами. Плясунья в страхе прикрывает глаза, представляя пустой Драконий Камень. Быть последним драконом, вот что пугает по-настоящему ее.
— Тогда обещай мне, что вернешься на Драконий Камень.
  Говорит совсем тихо, уткнувшись носом в грудь Караксеса. Прижимается всем телом, будто собственного тепла недостаточно, чтобы согреться. И, если прикрыть глаза, не разрывать объятия, вслушиваться в чужое сердцебиение, то мир уже не столь пугает.
3.

[indent] Чужое неверие – не преступление. Но задевает его все сильнее. Лишает итак не многочисленных запасов терпения.
[indent] – Интересно. – тянет гласные с глубоким шумным вздохом, почти рычит Караксес. Всё так же нависая над Таргариен, он опять делается чуть отстраненным и задумчивым. Забота матери последних в мире, самых юных драконов о них по-своему трогает и умиляет. В памяти пытается дракон отыскать – помогал ли кто-то ему? Специально или нет. Были ли в те моменты рядом блюстители, всадник или более старшие сородичи, которым детёныш подражать пытался. Было ли это больно тогда, потому что сейчас достаточно лишь сильно захотеть и на месте полуобнаженного мужчины поднимется не самый большой для своего вида, но внушающих всякому страх размерами своими  дракон.
[indent] В памяти нет ничего, что имеет отношение к его собственному обращению. Он знает – способность была с ним всегда, но как и когда впервые себя явила не помнит. К счастью ли или сожалению? Этого уже не дано узнать. Зато всплывает в памяти то, с какой гордостью он взирал на подросших Вермакса и Арракса, устроивших небольшую потасовку из-за куска добычи и брошенных друг в друга оскорбительного «ящерка». За тем, как легко пара мальчишек уже в следующую минуту становятся дракончиками и начинают рычать, кусать и царапать друг друга. А потом, выбившись из сил, снова обращаются человеческими детенышами со следами недавней драки, тяжело дыша и продолжая ворчать. Кажется, там им как раз около четырёх и трех лет. Так отчего же дети Дейнерис не владеют этим навыком? Не знают? Не умеют? Бояться или не хотят? Караксеса охватывает любопытство и желание взглянуть на новых своих братьев или сестёр усиливается кратно. Он не станет просить об этом, постарается сделать так, чтобы это стало желанием их общим, пусть и под разными мотивами.
[indent] Вспышка чужого гнева заставляет Караксеса ответить. Рыкнуть чуть громче и щёлкнуть челюсть, но все же отодвинуться на пару сантиметров. Мать, защищающая своих детей – прекрасное зрелище. Прищур и вспышка молнии в глазах, грозный тон – на мгновение, всего мгновение, Кровавый Змей вспоминает о собственной матери. Дримфайр тоже говорила подобное, когда очередной её ребёнок вылуплялся в колыбели принца или принцессы, а потом переселялся к остальным родичам в Логово. Караксес несколько раз лично получал от матери совсем не нежный укус в шею или удар по морде за то что опять назвал кого-то из младших «приемышем» или извалял в грязи, отобрав предназначенную «мелочи» еду. Сиракс тоже матерью была не менее строгой и заботливой, явно следуя примеру старшей драконницы, хотя иногда вступая с ней в спор. Должно быть, все матери такие. За редким исключением. Что драконы, что люди.
[indent] – У тебя несколько вариантов. Первый – отойти, не мешать и позволить настоящему дракону сделать то, что нужно. Второй – стать приманкой, объектом защиты для  своих «детей». Третий – оставить все, как есть. Позволить остаться им лишь животными, какими должны их видеть все. Только это будет крайне сложно для тебя. Контролировать, читать язык тела и жесты, понимать хотя бы примерно рык, стрекот и шипение…Первое изменение в три года? Не думаю, что это будет для твоих деток приятным. Первый, второй и даже десятый раз могут стать для них болезненным. Это не просто весёлые фокусы, Дейнерис. Будет крик, рев и метания по логову. Обычно во младенчестве изменения ограничиваются только воплями, но твои – подростки. С мозгами. Окрепшим костяком. Готова ли ты на это смотреть, Мать? Я не могу тебе дать ответа, сколько времени это займёт. Сколько придётся придерживать Дрогон, Визериона и Рейгаль. Никаких цепей, само собой.
[indent] Потом Караксес замечает в ней какую-то растерянность. Думает о том, что, возможно, напугал, принцессу. Но потом она задаёт вопрос и его пробирает на смех. Хочется цыкнуть, развести руками в сторону и пошутить про «заглянуть под хвост», но он себя сдерживает. Дейнерис не виновата в том, что знает так мало. Вернее, практически ничего не знает. Кроме нескольких сказок и красивых легенд, песен и прочих произведениях искусства, повествующих о славных временах господства драконов. Наивная маленькая девочка лета.
[indent] – Обратятся и узнаешь. Люди нас всех самцами величали или дракон такого-то Таргариена, пока не заметят, что кладка яиц под лапами покоится. Таргариены – то, конечно, знали наш пол почти сразу. А остальные – какое им дело, правда? Пламенем дышим все, летаем все. Жрём скот или всё, что пожелаем тоже все. Вопрос количества, наглости и потребности.
[indent] Он замолкает, давая леди время принять и эту долю информации. Снова приближает к ней голову и смотрит в глаза. Удивляется её вере в собственную безопасность, но быстро вспоминает о том, что о драконах принцесса не знает почти ничего. Ни о их переменчивом слишком резко характере точно пламя. Замечает, как она поднимает и тянет руку к нему. Улыбается широко, услышав о желании себя коснуться. Прежде – зверь непременно бы резко дёрнулся и следующим резким движением вцепился бы в руку. С каждым новым движением сопротивляющегося человека сильнее сжимал бы зубы, пока их острые края не  оцарапали бы кость. А после – порвал бы мышцы и сухожилия, лишая возможности двигать рукой хотя бы какое то время. Если бы вообще не оторвал от остального тела. В качестве урока наглецу – «хочешь гладить дракона, заведи своего».
[indent] Но то было при Деймоне. Сейчас Караксес принадлежит сам себе, поэтому не делает ничего из списка. Чувствуя, как чужая ладонь скользит от подбородка к его горлу, дракон отвечает на ласку. Тихо, едва слышно рыча и шипя, слегка поворачивает голову в сторону, обнажая горло. Подставляется точно огромный кот, прикрывая глаза.
[indent] «Хочу увидеть» - врезается в самую глубь сознания. Дракон фыркает и, отступив назад на несколько шагов, выпрямляется, скрещивая руки у груди. Хмурит брови и поджимает губы, раздумывая над просьбой Дейнерис. А после улыбается в умилении, положа руку на сердце.
[indent] – Какая забота, девочка. Нет, не трудно. Здесь мало места и балкон едва ли выдержит мой вес в истинном обличье. Что ж, придётся полетать немного. Жаль, темно и не вся моя красота будет видна в вечернем мраке. Не прощаюсь, маленькая завоевательница. Смотри во все глаза.
[indent] Он разворачивается и идёт к выходу с балкона. Касается руками металлических перил, пару раз дёргает со всей силы и наваливаясь всем весом, проверяя надёжность конструкции. Оборачивается, чтобы удостовериться – за ним наблюдают. Отсчитывает до трех и влезает на самый край балкона. Смотрит вниз, напрягая зрение и слух. Усиливает хватку до боли в мышцах плеч, снова начинает считать в обратном порядке. А потом, дойдя до нуля срывается с места, прикрывая глаза.
[indent] Летит вниз, после пары ударов сердца начинает обращаться человек. От лица не остаётся ничего. Теперь там клинообразная морда зверя. Все изменения происходят одновременно и в считанные секунды. Конечности и тело  увеличиваются в десятки раз. Становится более длинной, тонкой и изящной для такого огромного создания шея. Из позвоночника отрастает хвост. Пробиваются из темно-красной чешуи шипы и гребень, на голове появляется несколько пар рогов. Это почти не причиняет боли.
[indent] «Просыпается» Караксес в десятке метров от земли, успевая в последнюю минуту извернуться и взлететь вверх. Кажется, впрочем, все равно успевает задеть хвостом несколько стёкол и выбить их, заставив заорать сигнализацию. Резкий высокий звук бьёт по слуху дракона, заставляя того ответить рыком и затрясти головой.
[indent] Первая мысль – унестись прочь. Вторая – атаковать «пищалку», выдохнув огонь в отверстие оставшиеся от разбитого стекла. И лишь на третьей пробивается «разум» - не сейчас. Сейчас ему нужно другое. Другая. Девчонка на несколько этажей выше. Последняя Таргариен.
[indent] Он поднимает голову и передаёт ей «приветствие», ещё раз зарычав на высокой ноте. Сразу за этим начиная набирать высоту. Поднимается все выше, не заботясь о том, что за всеми стёклами могут быть люди. Что он опять попадёт в объектив местной прессы. Лишь поднявшись до нужного этажа, Кровавый Змей замирает в воздухе. Почти в вертикальном положении. Медленно взмахивает крыльями, удерживаясь в воздухе. Скалится и ещё раз рычит. Поворачивает голову в сторону и выпускает из глотки струю пламени. И снова возвращает внимание к Дейнерис, ожидая действий маленькой принцессы. Матери драконов.

DR. BADR aka HUNTER'S MOON [MARVEL]

раса: человек возраст: 40

деятельность: врач, Кулак древнего бога Хоншу место обитания: Манхэттен

 
Yahya Abdul-Mateen II

КЛЮЧЕВАЯ ИНФОРМАЦИЯ
   Наука исключает из себя понятие о боге. Нужно быть объективным и честным с самим собой, с тем, чем ты занимаешься и не поддаваться какому-то там религиозному безумию. Да, семья набожная, местность - тяжелая и жизнь не блещет радостями так, как могла бы.
    Но ты лучший ученик в мед академии, ты движешься к успеху семимильными шагами и точно знаешь чего ты хочешь в этой жизни. Твои умения - спасают людей, зачем мечтать о большем? Это медицина и наука - вот что приведёт всех к светлому будущему. Молитвы никогда не спасали людей, как бы верующие не желали обратного.
      Так ведь было когда-то, Бадр? Ты стоял на своём, твёрдой рукой выводя своё собственное будущее, которое зависело лишь от тебя. Сдал экзамен, поступил в ординатуру и стремился стать лучше, сильнее как специалист, полезнее, как врач. У тебя не было всего, конечно же, ещё нет, но ты знал как этого достичь.
   А потом, одной ночью когда ты возвращался с дежурства - ты обнаружил себя в беде. Вампиры, о которых ты и слышал-то лишь в легендах да комиксах. Напали, растерзали и бросили, как какую-то падаль, мусор, не более.
    К кому ты обратился тогда, на грани смерти? Молился ли ты тем богам, которых тебе по наследству передали родители? Или тем, которых почитали в твоём университете? Кого ты просил спасти себя?
       А пришёл он. Во всём своём сияющем величии полной луны, в том свете, что отражается даже в самых тёмных уголках ночи. Тот, кому и следовало защитить тебя в первую очередь, ведь ты был просто путником в ночи.
    Он пришёл, хотя ты ещё не знал его имени, это он вложил его в твои уста. Он пришёл и дал тебе сил, он вложил в тебя новые знания. Он позволил тебе стать своей второй рукой. И он сказал тебе, что ты - теперь его сын.
     А как скоро ты узнал, что у тебя есть ещё один брат?
   Хоншу умеет умасливать, наговаривать и убеждать. Века тренировок, как-никак, чего не отнять - так этого. Его можно лишить сил, его можно запереть где-нибудь. Но как и лунный свет сквозь плотные шторы - он найдёт себе путь наружу, он выберется и заползёт в разум, рассказывая песчаные истории своего величия. Он наплетёт тебе с три короба о том, что его миссия - величайшая и самая благородная. Он будет требовать повиновения и послушания, как любой отец, скажет он, и добавит, что это - нормально.
    Рассказал ли он тебе, как он сводил меня с ума? В каких образах приходил? Как заставлял лечиться, или как пытался захватить себе тело? Дошли ли его прекрасные и поэтичные легенды до рассказа о том, как он пытался поработить весь мир, или он решил опустить эту часть своей истории, чтобы не производить на тебя дурное впечатление?
    Он готовил тебя. Он подарил тебе знания, обучил тебя ритуалам. Он проливал свет на все аспекты и внимательно следовал за твоими успехами. Он взрастил в тебе уважение к себе, он сделал из тебя послушное орудие.
    И этим орудием он опять пытается наставить на истинный путь
меня.
     Как дела, Бадр? Может отложим драку и выпьём кофе? Только, пожалуйста, давай не будем говорить о нашем отце сегодня.

---

ДОПОЛНИТЕЛЬНО
    Бадр, как и Риз, появился в девятом томе Лунного рыцаря, зовут его Yehya, что по-русски вроде как будет Яхйа.
Бадр - это то, кем Марк никогда не станет. Это рациональное начало, да, но это и вера. Ведь он именно что верит в Хоншу, и он следует тому, что Хоншу ему говорит. В отличие от Марка, конечно же.
   Бадр не лишен человечности, и вообще-то он отличный чувак, несмотря на то, что чуть не убил Марка и попытался убить его друзей, но.. Все мы не без греха, верно?
   Ему многое не понятно из того, кем Марк является и как вообще эта паршивая псина - представитель того прекрасного божества, которое его воскресило и вернуло к жизни. Тот Хоншу, о котором говорит Бадр - не существует для Марка, а тот Хоншу, о котором с пеной у рта и яростью в глазах рассказывает Марк - вне понимания Бадра.
   Это не просто столкновение полярностей, это не разные фазы луны, это явный показатель лживости Хоншу, его позиции по отношению к Марку и вообще ко всем своим Кулакам. Он их всех любит одинаково - и Бадра и этого, как его там, Спреткор , верно?
      В общем, Бадр классный, хотя и заноза во всём Марке. Ведь он пытается переучить Спектора поступать правильно, потому что по его мнению - надо вообще всё делать иначе и никаких вот этих вот приблуд, в которые Марк ударяется из раза в раз. У него в голове буквально есть свод правил и исторические записи. Он понимает как это всё работает, потому что ему провели треннинг и водили за ручку, а Марка связанного и закованного в цементные сапоги бросили посреди глубокой части Нила на съедение крокодилам.
   И теперь это работа Бадра пытаться выловить своего "непутёвого старшего брата".  Ведь несмотря на всё своё образование и предыдущий опыт - Бадр верит в Хоншу и настроен на выполнение ритуалов и почтения к божеству.
   Приходите и я устрою нам с вами квест по фэмили вэльюз, и может быть мы покатаемся по миру в поисках разных макгаффинов, которые нужны будут папочке.
   Пишу я от третьего, с птицей-тройкой и хотел бы того же в ответ. Медленный, но идейный и люблю эту всратую часть канона марвел всей душой, так что нам будет весело. Кроваво, больно, шизануто, но - весело <3
  Внешность можем ещё пообсуждать, но этот актёр по-моему крайне попадает в типаж этакого супер правильного сына маминой подруги, которым Бадр для Марк и является. Вы только приходится, как грица ~

Пробный пост

[indent] Фрэнчи раскладывал эти брошюры, кажется, даже в ебаном туалете. И, не будь они лакированными - Марк бы, может, по своей наглой привычке доходчиво и кратко доносить своё негодование без того, чтобы вовсе открывать свой рот, использовал эти бумажульки ровно так, как следует использовать бумажульки. В ёбаном сральнике. Но. Фрэнчи это же друг, и почти как брат.
К тому же Мстители как бы попросили его без самодеятельности. Друзья, вау, у него такие были, как бы попросили его без чрезмерного усердия. Хоншу попросил его увеличить количество патрулей и не быть сучкой, взять наконец меч там, или копье.
  Марк попросил Хоншу пойти нахуй и оплатил билеты до Майами.
   В бизнес классе не шумно, не душно, не приятно от сальных взглядов девиц, которые ищут себе папиков. Казалось бы, разве это для него проблема? Да не то, чтобы, но в этот отдых заводить пассию как-то не было настроения.
     Не то, чтобы Марк вообще понимал чем собирается заниматься в отдых. Это же типа... Нельзя расследовать, носится ночами в костюме и бить людей, да? А что делать, когда единственное, чему ты в этой жизни научился - бить людей?
   Можно было, конечно, попробовать догнать весь этот охренительный поезд популярной культуры, со всеми этими фильмами (частью из которых занималась компания Гранта), сериалы там даже. Кто-то очень хвалил Прослушку, хвалили Игру Престолов, и ещё много много чего, на что Марк никогда не обращал внимания. У него, типа, миссия, да.
   Можно было бы, конечно, попробовать завести с кем-то отношения, но. Но. О, это бы очень понравилось Хоншу, несомненно. Очередной повод вынести мозги через ноздрю по трубочке, новые галлюцинации. И в итоге ещё одна драматично сбегающая от Марка мадам говорила бы, что он сумасшедший.
   Фрэнчи сказал Спектору отвечать на это "высокофункциональный социапат", на что мужчина поднял бровь, а в ответ получил лишь - "Шерлок", на вторую поднятую от удивления бровь Фрэнчи начал закатывать глаза и что-то очень быстро говорить на своем, лягушьем, что делал всегда, когда находил Марка невыносимым. Хотя кто из них двоих в этот момент был невыносим - не понятно, но Марк прекратил попытки добиться от друга чего-то внятного.
    А ведь, кроме шуток, у Марка была даже справка. Экспертиза, которая показывает, что у него есть расстройство спектра и самым веселым было наличие диссоциативного расстройства идентичности, как его по-умному записали в его личное дело Мстители. Дискриминация, как она есть, если подумать. Может у них там много ещё кто с прибабахом, а опасен - Марк. А Халк, чем не диссоциация? Подумаешь, что Халка проще убедить в чем-то, чем Лунного рыцаря. Это вообще дела не касается.
   Нет, степень своей опасности он никогда не отрицал, это глупо и не продуктивно. Рожденный биться, вряд ли приспособиться к мирной жизни. Уж точно не Спектор, привыкший к сто и одной подставе и битве. Его разум - это выжженное поле, но при этом - реагирующее на каждый шорох, выставляя сотни шипов и механизмов защиты.
    Наверное, если подумать, то расслабиться на дорогущем спа-курорте в Майами, где его никто не знал, и никто от него ничего не ждал - это не так уж и плохо. Плюс, в брошюре на фото был отличный виски. Отдыхать в собственном доме он уже в любом случае разучился.
    Встречают с приторными улыбками, вручают какой-то цветной коктейль, который пахнет дешевой газировкой с красителями, но у него хотя бы есть зонтик. Зонтик - это классно и хорошо.
Провожают до номера и говорят, чтобы он спустился на общий сбор для новых постояльцев через час, с удовольствием принимая чаевые.
     Марк даже думает, что не станет спускаться, ну честно, зачем ему это, он же не планирует проходить полный курс процедур или что они там ещё предлагают. Его вполне на первый день устроит телевизор, кабельное и мини-бар. Общение утомляет, попытки сойти за нормального - более того. Какие у него могут состояться светские разговоры с людьми, если всё, чем он занимается - это виджилантизм (есть ли такое слово ему всё равно)? Вот именно.
  Но потом, в итоге, любопытство берет верх.
    Легкие штаны из льна белого цвета, белая же рубаха. Из отражения, позади собственной фигуры, Хоншу в кресле одобрительно кивает, а Марку хочется послать его нахуй. Но он лишь расстегивает верхние пуговицы рубашки и выходит, захлопывая дверь.

SEPHIROTH [FINAL FANTASY VII]

раса: лже-Древний возраст: около 27

деятельность: Герой, бывший СОЛДАТ место обитания: Гайя, Лайфстрим

original

---

КЛЮЧЕВАЯ ИНФОРМАЦИЯ
Всегда не такой, как другие. Отличный [совершенный и отличительный] с самого начала. Ещё до того, как появился на планете, что не была твоей, но которая - из-за твоих предков - должна была стать безжизненной. Не такой, не такой, не такой... "Человек ли я вообще?" Монстр ли? Что-то ещё, большее?
Уникум. Герой. "Древний". Порождение безумного гения, генной инженерии и роковой, определённо не имеющей чувства юмора судьбы. Тот, благодаря кому большие дяди победили в войне; тот, на кого мечтали быть похожими все мальчишки и воины; тот, кто повернулся к людям спиной, способный принести более не победу, но смерть. С этой мыслью, с этой сутью, с этим предназначением, оказалось... проще. Понятнее. Всё наконец-то встало на свои места.
Вот только вопрос: ты с такой лёгкостью [лёгкостью ли?] отказался от своего устоявшегося образа и действий отточенного совершенства, узнав правду, потому, что монстр или потому, что жизнь с самого начала не показала тебе ничего правильного, настоящего, нормального? [что такое детство и родительское тепло?] То, что пусто, не является тем, за что держатся [за имя чего был создан, во имя чего был лишен нормального?]. Но всё-таки не в этом дело; наверное; какая разница? Всё сгорело. Ничего не вернуть. Гореть должно  больше [все, всё].

---

ДОПОЛНИТЕЛЬНО
Ключевой персонаж фандома, ключевой персонаж для конкретно Клауда. У меня слишком много мыслей и того, что я хотел бы написать, потому даже начинать не буду, то захлебнуть от слюней и перспектив. Просто аккуратно напомню, что у этих двоих интересная динамика и химия буквально на клеточном уровне [как не иронично вышло, не так ли?]. Кто каждый раз умирает с 7 секунд, тот знает. 50 оттенков ПТСР, особого сорта интима прямиком в мозг, триггеры и reunion. Если ты понимаешь, то ты понимаешь. Игровой потенциал почти безграничен, жесть и тревожность можно подавать с лучшими соусами. Вне канона, эти двое также прекрасно вписываются в различного рода au, да и в угар тоже - вписываются. Если тебе нравится тема Када[д]жа из Адвентов, то и её раскрутим на изи, Сефирот же ещё, оказывается, буквально пазл. Если мы словим общую волну и сыграемся, то я готов вообще почти что угодно ими играть, ибо уже намекал, что пищу-в-восторге от динамики. Почти как нормализация насилия заместо семейной психотерапии с прорабатыванием детских травм, кому вообще нужны эти ваши доктора? Ходжо и Сефироту, и Клауду знаком, ага, больше докторов не нужно, спасибо сердечное, мы своими силами [парно в дурку]. Аэрис с ним тоже посчастливилось быть знакомой, кстати, а ещё она имеется на игре - вот и аппетитный кусок возможностей на форуме нарисовался, гляди.
3 лицо, на наличие-отсутствие капса всё равно, как и на птицу-тройку. Хотелось бы активной игры, чтобы до ирл конца света мы успели многое отыграть и закрыть, потому по посту в неделю было бы идеально, иногда в две - нормально, всякое случается. Размер значения не имеет, его Сефирот, кхм, своим традиционным насаживанием на Масамунэ компенсирует сполна [шутки фандома стары и специфичны]. Не имею привычки сидеть во флуде и общаться о жизни в привате, потому если общение для вас есть ключевой фактор для поддержания вдохновения — с порога не сойдёмся, я загораюсь только от и для игры. Однако обсудить героев, закидать артами, музыкальными ассоциациями, накурить новый эпизод [два, три] в процессе - пожалуйста, да.

Пробный пост

Слишком молодой. Слишком мелкий. Слишком низкий. Слишком наивный. Слишком неопытный. Бесконечно много "слишком", делавшие Клауда и близко непригодным к образцу любого СОЛДАТ, каждый из которых - идеальная пропаганда, совершенный человек, образ, в который готовы поверить. Так, как это сделал Страйф, найдя свою цель, мечту и окантовку для панциря в виде желания пополнить их ряды. Стать полезным, нужным, героем. Особенно как первые СОЛДАТ. Как генерал Сефирот, быстро ставший для совсем юного мальчишки образцом и идеалом. За что глупо винить: пример стоило брать с лучших, стремясь стать таким же, не так ли?

Клауд стремился. Но мечта его накрылась медным тазом, ибо... бесконечно много "слишком". Клауд стремился, не избавившись от болезненных для него черт максимализма, позволявших выживать прежде, однако в конечном счёте оказался убеждён в том, что СОЛДАТ из него в самом деле никакой. Слишком никакой. Даже несмотря на то, что вообще-то у него имелся ряд нестандартных преимуществ, и куй железо, пока горячо-молодо-податливо, и мотивация, и много чего ещё. Это не имело смысла; ценности не имело. Потому пехота оказалась единственной опцией. Не той, к которой мальчишка стремился, но единственной доступной: он бы не вернулся домой с отказом. Стыдно. Невыносимо. Тупиково. Страйф в конечном счёте просто не знал, чем ещё мог бы заниматься в жизни, ведь перспектива следовать приказам, приносить пользу, стать героем и получить признание тех, кто считал его снобом или чудаком - это вообще-то единственное, к чему он себя готовил и на что рассчитывал.

Да, он не будет СОЛДАТ. Но может быть сумеет продвинуться по лестнице в пехоте, ведь у Клауда имелась на то воля, как и потенциал.  Он тут не из-за денег или каких-то там социальных благ, что давали пушечному мясу в обмен на жизнь. Он тут не для того и не потому. И даже несмотря на то, что всё с его ролью и функционалом понятно, всё равно не отпускал - с концами - идеалов и образов в голове, продолжая работать над собой и тем, что умел. Правда, дело не только в этом, но ещё и в банальном выживании, что для юного смазливого типа вроде Клауда оказалось почти непосильным испытанием, но то... лишь повод, да? В конце-то концов, что бы им не двигало, а свои плоды оно принесло.

Буквально здесь и сейчас юноша находился там, где пехотинцам любого ранга быть не следовало и не полагалось в принципе. У них примитивная и ограниченная программа обучения, как и набор навыков. На что-то, конечно, они способны, ибо зачем тогда сдались Шинра вовсе, ну? Однако этого "что-то" было недостаточно. Клауду. Чтобы походить не Сефирота, чтобы делать вид, что способен стать героем... чтобы выжить в откровенно враждебной среде, не теряя при том лица и остатков чести, если у военных и наёмников она вообще имелась. Страйфу необходимо быть выше других на голову, быть на шаг впереди, а иначе... О, нет, вспоминать, с чем сталкивался, не намеревался. То лишь мотивация и причина двигаться вперёд. И изловчиться достаточно, чтобы однажды случайной, но закрученной махинацией получить доступ к тренировочному полигону для тех_самых. А дальше так и вышло: получив шанс единожды, зацепился и зарылся глубже, чтобы понять, как использовать одноразовую опцию не один раз. Пришлось поломать мозг и заработать новую форму тревожности, но разве можно иначе? В прошлых мечтах Страйф не совсем зря возомнил, что способен стать СОЛДАТ; наверное.

Тренировки помогали ему, как и симуляции, особенно они: удавалось держаться на уровень выше остальных и отрабатывать многое, как и изматывать, тем самым укрепляя, свои мышцы, тело в целом. Однако у Клауда складывалось стойкое ощущение, что он что-то упускал. Что-то важное, ценное, заставлявшее ходить по кругу и не дававшее ему двигаться дальше. На деле-то и спросить не у кого, никому не показать и не рассказать, ведь тогда всё, конец возможностям: Клауду не полагалось, вот и приходилось держать всё в секрете да тащить собственными знаниями. Ограниченными - слишком ощутимо; оттого зачастую и ошибочными. Что всё равно не мешало приходить из раза в раз. Потому, что Страйфу это нужно. Потому, что тут он не только позволял себе укреплять тело и рефлексы, но и... мечтать. Быть в местах и ситуациях, в которых он мог бы находиться, будучи СОЛДАТ. Как Сефирот и другие. Как герой, как кто-то нужный, как кто-то, кого оценили.

В этот раз, сегодня... ну... лишь вопрос времени, когда, ну... ничто хорошее - или терпимое - не длилось вечно, да? Особенно когда речь шла об отношениях межличностных; особенно групповых; особенно о холодной войне против кого-то конкретного, что рано или поздно непременно переросла бы в горячую. По ряду причин более чем очевидных и системных, этим самым лицом, против которого объединилось большинство, а прочие закрывали глаза, стал Страйф. Слишком мотивированный, слишком мелкий, слишком проворный, слишком смазливый. Таким тут не место; не среди пехоты, не с оружием, по крайней мере, хах? И, если честно, в этот раз подобное мнение, отношение, стычка, наезд... в общем, в этот раз Страйфу неплохо досталось, хотя он лишь Тору понятным чудом умудрился почти вовремя смыться, не дав ситуации дойти до абсурдной точки кипения, бесповоротной и едва ли не сравнявшей бы с землей все его старания и труды.

Прийти - это уже как принцип, привычка, что-то для него, мелкого и незначительного подростка, очень важное. Даже несмотря на то, что вообще-то очень зол на окружающих, за себя испытывал стыд, а тело испытывало дискомфорт от стресса и почти пережитого унижения; как и выброса адреналина, как и, собственно, той части, что включила в себя мордобой. Нет, Клауд не мог не прийти. Иначе это бы значило, что он сдался. Что готов пустить всё на самотёк или вернуться домой. А он не готов. Совсем не готов.

— Вы опоздали, кадет, — резко и холодно возвестил Сефирот, выходя из наблюдательной комнаты прямо за спиной мальчишки.Опоздание он воспринимал как личное оскорбление и светловолосый кадет только что совершил серьезную ошибку. — За мной.

От голоса за спиной - как вообще можно передвигаться настолько бесшумно? - Клауд буквально подскочил. Его сердце пропустило несколько ударов, вся жизнь пронеслась перед глазами. Ему непременно конец. Его точно выгонят, накажут, выговором не обойдётся, возможности закончатся. Кто-то узнал. Или просто увидел. Не важно: его засекли. Потерял бдительность? Что пошло не так в этот раз? Некоторых вещей, вроде действительного уровня наблюдения на этаже и невозможности упущения - вне одного раза - на постоянной основе, пока это кому-то не нужно, он естественно не понимал или не знал. Боги одни только от того, кому едва пятнадцать стукнуло, чего-то иного ожидать и могли. Реальность работала иначе.

- П... Э... -с-сэр, - глаза широко раскрыты, заткнулся после серии невнятных звуков (вовсе не походивших на "кольк" чокобо) с одним только разборчивым словом, чуть не проглотил язык. Первые секунды даже не нужно было понимать, кто это именно, потому что адреналин и вообще всё, что можно, зашкалило в момент. Если бы не привычка и выдержка, можно было бы и в штаны наложить. Это потом, когда поймёт, Чей голос, точно утвердится: нет, в штаны точно нельзя. Не перед Ним.

Спина идеально ровная, всё как по струнке. Вместе с холодным потом, побледневшим лицом, покрасневшими щеками и ушами. От стыда, ужаса и вообще всех прочих поводов.

"С... Сефирот?!"
Дар речи пропал совсем, и подобно несуразному, но оперившемуся уже цыплёнку, Страйф был категорически не в состоянии... да вообще ни на что не в стоянии. Вся печаль, усталость, боль и раздражение как рукой сняло. Оно заменилось шоком, трепетом, восторгом, тихим ужасом, и снова шоком. На какое-то время даже оцепенением, что ни звука выдать, ни движения совершить, кроме как голубыми глазами в своей по струнке неподвижной позе пялиться. Неверяще, шокировано и очень... в конечном счёте, растеряно.

"Чт... что? Я? З... За ним?"
Спустя какое-то время - целую вечность, нет, три вечности! - Клауд сумел ощутить собственные ноги, что всё равно гнулись и слушались не очень, после даже сделать хотя бы шаг, дабы сдвинуться с места следом за.... Боги! От одной мысли о том, Кто его обнаружил и Куда звал Клауда тошнило, подкашивались ноги и ощущение реальности в принципе уходило куда-то очень далеко. Потому что он, Клауд Страйф, мелкий подросток, очередной никчёмный кадет среди никчёмных пехотинцев, просто не мог наткнуться на Сефирота. Тем более заиметь честь в виде его обращения и... Совсем как ребёнок, да?

— Имя, кадет?

- Клауд Страйф, сэр! - собрав всю силу воли в кулак и им же себе мысленно вмазав, чтобы не отрываться от реальности и осознавать действительность происходящего, выдать всё же сумел. Даже громко. Кажется, слишком громко. Что в тот же момент осознал, как и ровность собственной спины да походки. А ещё что тело всё-таки болело, но... какая разница, когда рядом Сефирот, и вообще-то они дышали одним воздухом? Даже если это последний воздух, что познают лёгкие Страйфа, прежде чем ему придёт конец. Справедливо.

- Это не... я просто... - не получилось ничего выдать, да и что сказать? Он просто раз за разом вскрывал это тренировочное помещение, хотя это ему не положено от слова совсем? Нарушил дисциплину? И... подождите, а что значит "вы опоздали"? Он что... Ерунда какая-то.

- Простите, сэр, - единственное, что точно знал. И что, в общем-то, так и есть. Ему жаль, правда. В смысле, вообще-то нет, но Клауд прекрасно осознавал, что ничего хорошего не сделал. А теперь ещё и, кажется, причинит проблемы. Даже больше, чем думал, что причинял. Как оказалось, ещё и самому Сефироту.

Вот Это взгляд, конечно. Ничего себе. Клауду точно конец. Правда, умрёт он почти счастливым. Или хотя бы не самым гнусным путём, пускай даже за совершение чего-то в коллективном смысле принятого за гнусность.

CHEVALIER DE LORRAINE [VERSAILLES]

раса: человек возраст: 25

деятельность: французский дворянин, мальтийский рыцарь, владелец четырёх аббатств, влиятельная фигура при дворе короля Людовика XIV место обитания: Версаль, Франция

evan williams

---

КЛЮЧЕВАЯ ИНФОРМАЦИЯ
У чертовой Судьбы определенно есть чувство юмора: наградить поистине ангельским лицом настоящего хищника. Высокий, белокурый молодой герцог с огромными голубыми глазами и ослепительной улыбкой сражал наповал, не оставляя шансов к отступлению. Он довольно быстро понял эффект своего воздействия на людей, и в раннем возрасте появившись в королевском окружении быстро сообразил что к чему.
Пытливый ум, гибкая смекалка и беспринципность в достижении собственных целей не только со временем сделали его значимой фигурой во дворце, позволив идеально влиться в атмосферу бесконечных сговоров, сплетен и интриг. Но и помогли в короткие сроки стать излюбленным миньоном брата Людовика XIV, который благодаря своему бунтарскому характеру никогда не скрывал собственных пристрастий к мужскому полу.
При дворе шевалье знал буквально каждый: его ненавидели и обожали, его любили и желали смерти, им восхищались и против него плелись заговоры, но вопреки всему его статус лишь становился прочнее изо дня в день. Пока Франция утопала в изнуряющих войнах, многочисленных болезнях, бедности и темноте, герцог Лотарингский прекрасно чувствовал себя в самом центре ослепительной резиденции "Короля Солнце", доводя до исступления даже самого монарха. Однако, королевский двор - это не только лакомый кусочек роскошной жизни, но еще и неиссякаемый источник возможностей для карьеры и личного обогащения.
Особенно, когда ты прагматичный, расчетливый и жестокий.
Особенно, когда ты — любимый фаворит брата короля.

---

ДОПОЛНИТЕЛЬНО

It all becomes so clear when I see your face
And it's only when you're near, I feel I'm safe

Ты всегда выделялся.
Ты был не такой, как и все и не заметить это мог только слепой глупец. Мы познакомились, кажется еще по раннему детству, когда я отчаянно старался быть воспитанным и приличным, чтобы не расстраивать матушку и изо всех сил делал вид, что я был "нормальным" - что было, к слову, крайне сложно учитывая ее любовь наряжать меня в платья.
Ты был не такой, как все, но я наотрез отказывался это признавать. Снова и снова раздраженно закатывая глаза и презрительно фыркая на любое проявления внимания в свою сторону от "того самого итальянского Аполлона". Каким бы ослепительным красавцем ты ни был, манеры никто не отменял - где это видано, чтобы принц таял от собственного миньона?! А я таял, черт возьми.
Таял безотказно, стоило только попасть под влияние твоих чар. Я любил тебя как не любил никого и никогда - до дрожи в пальцах, до подкашивающихся колен, до безрассудства и неистовства. И это раздражало всех в округе. Это раздражало Луи до скрежета зубов. И все они в голос твердили о твоей меркантильности, жажде собственной выгоды и мечтах улучшить свое материальное положение за счет королевской казны, но все это напоминало очередные грязные сплетни, которые годами рождала знать в коридорах Версаля.
Но однажды сказка кончилась, и карточный домик нашего счастья рассыпался о жестокую реальность. Мой прекрасный принц с ангельским ликом оказался на самом деле соучастником сговора по свержению Людовика с трона. Полный разочарования вперемешку взгляд брата, в котором отчетливо читалось "я же говорил" я не забуду никогда. 

So before we take this road, 'fore you change my mind
And fill my heart with hope, help me to believe this time

Все без конца твердят, что Луи это Солнце, но мое солнце - это ты. Кажется, это идеальное сравнение: солнечное ласковое тепло может обогреть в хмурый день, под его уютными лучами легче встается по утрам, благодаря его заботе мы получаем пищу, комфорт и кров над головой. А еще Солнце может к черту спалить всю земную поверхность, не оставив после себя ничего, кроме выжженной дотла, безжизненной и обугленной почвы, в которой уже никогда ничего не прорастет.
Мы пережили с тобой, наверное все - огонь, воду и трубы изо всех возможных материалов. Но я чувствую, как что-то надломилось внутри. Чувствую как что-то не так. Это ощущение выгрызает изнутри настоящий кратер, в который продолжаются сваливаться все наши счастливые воспоминания, навсегда стираясь из памяти. И это же ощущение заставляет день за днем искать тебя в бесконечных кулуарах Версаля.
Это любовь?
Это ненависть?
Это зависимость?
Неопределенность убивает меня изо дня в день, едким послевкусием горча на языке и пощипывая губы словно яд. А ты только подливаешь масла в огонь, попадаясь мне на глаза то с очередной фифой в безвкуснейшем платье, то с новым смазливым юнцом, появившимся при дворе. Продолжая задаваться вопросом любишь ли ты меня, я кажется начинаю сходить с ума.
Помоги мне.
Помоги мне, шевалье. Сам я уже не справляюсь.
Сделай так, чтобы я снова смог в нас поверить. Чтобы я снова мог доверять тебе.
Или уходи навсегда.

I've been torn apart, desperately tryin' to find
A way back to my heart, so I can love again

---

Во-первых, прошу прощения у всех, кто дочитал эту заявку до конца. Я не умею быть лаконичным от слова "совсем", но перечитывая все, что я тут выдал понимаю, что конкретной информации не так много, но если я выложу буквально все задумки, хэды и мысли, то вообще выйдет невероятное полотно.
Во-вторых, мое весеннее обострение открыло сигнализирует о критическом недостатке стекла в крови, поэтому хочется немного пострадать. В связи с этим, хочется сделать что-то среднее между историческим шевалье и тем, которого показали в сериале. По событиям - ориентировочно первый-второй сезон, после того, как шевалье вернули из тюрьмы/ссылки, но до второй женитьбы Филиппа. Много драмы и переживаний в процессе притирки и нового выстраивания взаимоотношений. Буду рад любым идеям и предложениям.
В-третьих, в качестве референса на историю, а также для вдохновения крайне хотелось порекомендовать к просмотру данный ролик. Очень нравится настроение и то, как это совпадает с моим видением.

референс

Ну и в четвертых, буду рад пообщаться в гостевой, лс и телеге для выяснения каких-либо организационных моментов. По технической части все относительно стандартно: от меня пост раз в неделю, в районе 5-7к символов, с птицей-тройкой и грамотностью.

Пробный пост

Фиолетово-сизая дымка сумеречного заката тонким полотном затягивала гибкие силуэты деревьев, виднеющихся в дали. Ровный ряд каменных статуй, аккуратные линии выстриженных на газоне дорожек, даже массивный каменный мост - все приобретало свой неповторимый темно-лиловый оттенок, словно кто-то сверху накрывал все тонкой, полупрозрачной вуалью. С каждой минутой световой день продолжал терять свою силу, уступая плотной бархатистой темноте, которую лишь изредка разрезал мерцающий свет уличных фонарей. С балкона самого высокого этажа на закате открывался просто потрясающий вид, и только он мог заставить Филиппа выйти на улицу.
За прошедшие несколько месяцев он стал настоящим затворником, окопавшись в собственном имении Сен-Клу и отгородившись от всего мира за его высокими стенами. Бежавший из Версаля словно раненный зверь, захлебываясь саднящей болью и задыхаясь от собственного бессилия, казалось, он должен был винить весь мир в его чертовой несправедливости, но только одно имя пульсировало в голове тупой, ноющей болью, доводя до исступления.
Луи.
Любимый братец в одночасье лишил его всего - и продолжал искренне удивляться почему Филипп резко переменился в своем поведении, а все эмоции начисто стерлись с заостренного лица. Людовик по-настоящему удивлялся, ведь скорбеть по Генриетте должен именно он, а казнь шевалье была плевым делом - подумаешь, просто устранили еще одного предателя.
Вот так всегда.
Вот так всегда, черт возьми.
Весь мир вертится только вокруг тебя, Короля-Солнце.
Луи обладал поистине феноменальной способностью обесценивать чужие жизни, и не гнушался делать это даже с судьбой собственного брата. Де Лоррен был для него лишь незначительной пешкой, очередной смазливой мордашкой в покоях Филиппа, а участие его в заговоре и вовсе поместило его по важности на один уровень где-то между портовой крысой и шелудивой собакой, которую хотелось брезгливо оттолкнуть ногой. Для Луи все было просто: сожалеть об утрате любимой, устранять угрозу собственной короны и делать все, чтобы родной брат продолжал ходить рядом и одобряюще кивать когда это было нужно. План был замечательный, только вот с последним пунктом вышла осечка: при первой же возможности Филипп собрал вещи и уехал домой в Сен-Клу - местом, которое должно было стать отдушиной, но стало настоящей тюрьмой.
Орлеанский скоропостижно убрался из Версаля не потому, что злился за брата, а на Генриетту ему и вовсе было в большей степени все равно. Каждый метр этого проклятого места напоминал о нем. Филипп был реалистом и прекрасно понимал, что иллюзорных надежд на чудесное спасение шевалье питать не стоит: пусть заговоры и были в то время чем-то максимально обыденно, интрига против самого короля каралась безапелляционно. Наверное, ему даже не дали право последнего желания - ведь он обязан был выменять его на их последнюю встречу. Быть может тогда Филипп мог хотя бы попытаться что-то сделать: потребовать полноценного расследования, умолять брата заменить казнь на заключение, - да хоть взорвать к чертям этот чертов эшафот! Но нет.. Луи сообщил постфактум; тогда, когда уже ничего нельзя было сделать. В этой истории было слишком много несостыковок, и он бы уж точно выслушал версию де Лоррена, но говорить об этом сейчас было совершенно бессмысленно - время вспять не повернуть. А думать о том, что чувствовал в своим последние минуты шевалье было и вовсе сродни пытки, ведь для него Филипп не сделал ничего и казалось, будто он просто вычеркнул его из своей жизни за ненадобностью, словно очередного миньона, отслужившего свою службу, потерявшего товарный вид и подобающий моральный облик.
Принц поёжился, чувствуя как прохладный вечерний ветер настойчиво забирается под тяжелую ткань домашнего халата. Он сделал глоток вина и, зажав тонкую хрустальную ножку бокала между длинных пальцев, посмотрел на тугую линию горизонта, вспыхнувшую ярко-оранжевым заревом на фоне туманного сумеречного полумрака.
Шевалье никогда не был для него просто очередным фаворитом. И дело было не только в поразительно редком сочетании красоты и ума, в нем было что-то.. особенное. Он умел подобрать нужные слова, рядом с ним даже самые серьезные проблемы казались плевым делом, а то, как он не пасовал перед громким королевским титулом своего партнера и вовсе вызывало восхищение, день за днем привязывая к себе юного принца. Постепенно он вытеснил всех остальных миньонов из близкого круга Филиппа и прочно обосновался в его голове и сердце. Наверное, то воздействие, которое имел этот белокурый Аполлон так сильно раздражало Людовика, что он поспешил избавиться от привилегированного аристократа как можно скорее, по старой доброй традиции сильно не переживая о чувствах самого Орлеанского.
Казалось, будто весь мир остановился. Его собственное Солнце погасло, словно то самое зарево на горизонте, которое прямо сейчас упрямо заволакивало густой непроглядной темнотой. И что нужно было делать в этой тьме Филипп не представлял. Он чувствовал себя слепым котенком, которого за шкирку вышвырнули в бурлящую пучину реальности, а как жить дальше не объяснили. Пиры и банкеты, которыми некогда шумел его собственный замок потеряли всякий смысл; новые миньоны, которых Луи  пачками сплавлял сюда как в ссылку не вызывали ничего, кроме раздражения, а от осознания, что ему рано или поздно придется снова жениться и вернуться в Версаль, чтобы наблюдать самодовольную физиономию брата хотелось вскрыться или прыгнуть с этого чертового балкона прямо сейчас. Орлеанский заинтересованно свел брови и наклонился через перила, чтобы оценить высоту и примерное количество костей, которых получится сломать при падении. Итоговый результат его не удовлетворил, зато его внимание привлек слуга, который вероятнее всего стоял под балконом и пытался привлечь внимание своего Высочества довольно давно.
- Меня не интересуют никакие посетители, - узнав наконец причину его обеспокоенности Филипп поморщился. - Я никого не жду. Да, даже очень важного. Ступай.
Вариантов того, кто мог осчастливить его своим визитом аж в Сен-Клу было немного. Вернее, он был по факту один: скорее всего, братец предпринял очередную попытку вернуть его в Версаль и прислал кого-нибудь умудренного опытом, чтобы тот наставил его на путь истинный своими мудрыми речами. Может быть, это был  даже Бонтан. Саднящие нотки тоски предательски защипали где-то под лопаткой, и Филипп непроизвольно сжалился: увидеть старика он был определенно не против, а если это был не он, то отправить гонца к Луи стоило хотя бы потому, что запасы вина в погребе стремительно редели. По пути к главной двери на первом этаже, он успел бросить беглый взгляд в потемневшее зеркало, чтобы не ударить в грязь лицом перед людьми брата: густые темные волосы  безупречными волнами рассыпались по изумрудному халату, чьи длинные полы в унисон беглыми ритмичными шагам почти беззвучно шелестели по полу, на бледном лице почти не было следов хронической бессонницы, в холодных серо-голубых глазах по-прежнему отражалась откровенная брезгливость ко всему происходящему. Кажется, от привычного Филиппа отражение в зеркале не отличалось ничем примечательным. Иронично хмыкнув ему в ответ, он потянул на себя массивную дверь и замер, увидев гостя на пороге:
- Т.. ты? , - собственный голос прозвучал каким-то чужим и ненастоящим, и слова застряли в горле. Нет, не может быть. Наверное, он просто перепил вина и уснул на балконе и все это ему сейчас кажется. Больше принц не смог вымолвить ни словами и застыл, смотря широко распахнутыми глаза на того, кто появился на его пороге словно призрак.

IVARR THE BONELESS [ASSASSIN'S CREED]

раса: рагнарссон возраст: 50+

деятельность: убийца королей место обитания: Мерсия, Шотландия, Ирландия

оригинальная или на выбор

---

КЛЮЧЕВАЯ ИНФОРМАЦИЯ
Ивар говорит, что Бескостным его прозвали за нечеловеческую скорость в бою. Его друзья шутят, что на самом деле прозвище прилипло к нему из-за худобы, а враги болтают, будто Бескостный он потому, что боги обделили его мужской силой. А правды никто не узнает, потому что все, кроме его братьев, его боятся. Да и Хальфдан с Уббой...

Его братья, как и многие другие северяне, поселившиеся в Англии, признают, что рано или поздно с англичанами нужно будет научиться соседствовать, чтобы пустить здесь корни надолго. Но только не Ивар. Он приехал, чтобы убивать.

Ивар - это пороховая бочка, черный ящик, знак вопроса. Он непредсказуем настолько, что иногда это кажется безумием, но именно его непредсказуемость и кровожадность делают его самым влиятельным из датских военачальников. И друзья, и враги одинаково идут к нему на поклон - это проще, чем гадать о последствиях обратного. За несколько лет его пребывания в Англии по саксонским землям разбежалось столько кровавых легенд, что кажется, будто все они не могут быть правдой, и всё же кому угодно Ивар может стать как надежным другом, так и самым страшным ночным кошмаром. Говорят, он слушает только богов, а что они нашептывают ему - загадка.

В отличии от многих других северян, которые что к саксам, что к христианскому богу относятся спокойно, Ивар презирает всё это. Босоногие крестьяне в полях и робкие монахи в монастырях для него - люди-овцы, не стоящие воздуха, которым они дышат. Священными текстами он подтирается, а убийство мирных жителей ничего для него не значит, если они не верят в северных богов. Кровавых орлов он вырубает из своих врагов также ловко, как чистит зубы кончиком кинжала, и если бы не Убба, Ивар утопил бы Англию в крови - кому война, кому мать родна.

Но даже среди саксов найдутся те, кто назовет Ивара другом. Он и сам, кажется, прикипел к малолетнему заложнику, сыну короля-марионетки Кёлвулфа, а сам что-то стал всё реже развлекаться пытками и всё чаще высказывать рациональные идеи. Говорят, будто его изменила мягкая английская земля. Или постарел, растеряв свой пыл?..

---

ДОПОЛНИТЕЛЬНО
По большому счету все равно, играли вы в Вальгаллу или нет, Ивар там персонаж относительно эпизодический, хоть у него и есть продолжительная (и крайне пиздатая!) сюжетная арка. Всё расскажу и покажу в мемах и тиктоках.

Я хочу с Иваром играть в (альтернативную) историю, антураж, чернуху, кровищу, шекспира. Эйвор - ВРИО ярла, присягнувшего Ивару и Уббе и их Великой Языческой Армии, и поэтому она будет очень много с ними тусоваться и на них работать, ловить для Ивара лазутчиков, которых он будет живописно пытать, бухать с ним пиво, философствовать про семейные узы, богов и судьбу, сраться с ним за судьбу его малолетнего заложника и портить веселье своими моральными принципами. Короче, приключаться и разводить драму! Потом можно будет друг друга в хольмганге переубивать, как пойдёт.

Все вышеперечисленное - это +- то, что происходит с ними в игре, но еще со мной можно и нужно строить сюжеты из нихуя, это я с радостью.

Скорость мне до лампочки, размеры постов по большому счету тоже, но коротюльки я предпочитаю в спидпосте. В посте под катом можно почитать и пощупать, шо такое Ивар для Эйвор и как я пишу вообще.

Пробный пост

Рождение кровавого орла - славное зрелище! Сперва вспороть спину вдоль хребта...

Порчестер был взят - все, кого Эйвор повстречала в Англии на своем пути, все были здесь, все, за кого она проливала кровь, за кого сражалась её дружина. Фулке лежит, полуживая, на земле во внутреннем дворе. Эйвор так разбила ей лицо, что глаза не открываются. Чтобы полюбоваться на творение рук своих, она, отдышавшись после боя, встаёт над женщиной и тянет её голову за короткие волосы вверх, на себя, больно выворачивая ей шею. Багровые гематомы, опухшие от ударов глаза, окровавленные зубы видно между приоткрытых губ. Она будто бы улыбалась, и рука у Эйвор дрогнула - импульс ударить её, впечатать её лицо в камень, разбить его в крошку, но такой удар убьёт её, быстро и чисто, избавит её от страданий.

Из темноты крепости выходят Убба Рагнарссон и Басим - ведут Сигурда под руки. Он едва переставляет ноги. Он будто бы не видит никого перед собой, а Эйвор не смотрит на него. Она отводит взгляд, ей больно на него смотреть. Наполовину седой. Лысый. Лохмотья скрывают струпья, гноящиеся старые раны, кровавые подтеки, и Эйвор прячет глаза. Она опоздала, и тем ей невыносимее, что она знает: раньше она прийти не могла. Порчестер пытались взять три раза за этот год, и диверсиями, и штурмом, и только сейчас, на четвертый раз, когда удалось собрать достаточно крупное войско, у них получилось. Сколько времени она потеряла, сколько месяцев ушло на какую-то ерунду, пока брат её гнил здесь, пока эта ведьма измывалась над ним, пока высасывала из него всю жизнь. Эйвор разобьет, если она будет смотреть на него слишком долго.

- Везите в Рейвенсторп, - командует она, махнув рукой. - Драккаром быстрее всего. Везите его к Рандви.
Покрутив головой, она одной рукой поймала за локоть солдата.
- Крыс мне налови пару ведер. В крепость принесёшь.

Она хватает Фулке за шкирку, тащит девку за собой. Та хохочет. Воротник давит ей на горло, и хохот похож на предсмертные всхрипы.
- Ты опоздала, Сестра Волка, - дразнит она, хохоточек такой тонкий, звенящий, помешанный. - Мои труды... Мои труды достанутся тебе. Всё... Чего я достигла.
- Закрой дыру с помоями, которую зовешь ртом, - Эйвор харкает на пол, с пути не сходит. Она тащит её вниз. Вниз по лестнице, в темноту. По узкому коридору внутри крепости, в темноту и сырость, туда, где держали её брата.

Ивар для своей мести подобрал красивое место. Говорил, оно похоже на Вальгаллу. Высокий горный уступ, откуда вид открывался на всю Мерсию от границы с бриттами до Рейвенсторпа. Хотел, чтобы его кровавый орел видела вся Англия. Чтобы он возвышался надо всеми, служил напоминанием о том, что бывает с врагами Ивара Бескостного. Фулке такой чести Эйвор не окажет. Фулке не будет гнить под солнцем и не станет пищей для воронов. Фулке покормит крыс. Фулке сгниет в своей  же собственной темнице. Фулке, умирая, будет видеть то, что видел Сигурд. Фулке умрет, чуя запах его застарелой крови.

- Ты убьешь меня, но на мое место придут другие, - хрипела она, заставляя Эйвор скрипеть зубами. - Моя смерть ничего не изменит. Я всего лишь... Ха-ха-ха... Всего лишь Инструмент.

Её позывной в рядах ордена. Эйвор подавила в себе порыв её больно пнуть - насладится ещё.

- Мне плевать, - говорит Эйвор монотонно. - Мне плевать на твой орден, на твое великое дело, на твою жалкую жизнь, кто придет после тебя, был ли кто-то до тебя, и скольких ты уже сгноила в своей темнице. Ты ответишь за каждый упавший с его головы волос.

А достаточно ли этого?
А достаточно ли?
Бросить её дружинникам, избавить её от ряс, раздеть до гола и бросить голодным мужикам - делайте, ребята, с ней что хотите. Но нет. Они могут убить её, её тело может не выдержать, и тогда она отправится к своим проклятым богам раньше, чем Эйвор насытит свою собственную жажду крови. Нет, Эйвор справится сама. Без мужиков. Тело Фулке достанется крысам.

Она боится того, что найдет за дверью. Он может быть там. Он может быть там живой или мертвый. Оттуда страшный запах - помои, дерьмо, кровь, много, много крови, очень много, будто бы дверь сама кровью пропитана. Эйвор открывает дверь и перехватывает покрепче факел. За дверью темнота. - Сигурд? Ответом ей - крысы, их маленькие когтистые лапки цокают по полу. В свете факела она видит черные пятна на полу - кровь. Кровь тянется по полу к стулу, к пыточному креслу, Эйвор видит металлические острые колья и чувствует их своей кожей, её запястья ноют при виде тугих кожаных ремней, которые сжимали его руки. Эйвор видит на стуле деревянный ларь. Сигурда здесь нет. Когда она открывает крышку, у неё нет никаких сомнений - его рука. Это его правая рука. Его кость, белеющая во тьме. Жилы, которые её стягивали. Пальцы сомкнулись в вечной судороге. Это его рука. Его, брата её, она держала эту руку, ту, которой он сражался, которой меч держал, которой обнимал её. Когда Басим догоняет её, Эйвор блюет на пол, держась за усыпанный иглами подлокотник. Её рвет сквозь слезы.

С тех пор всё время, что прошло, было взято взаймы. С тех пор всё как в тумане. Она не спит, она почти не разговаривает с Рандви - прячет от неё глаза тоже, боится дать ей понять, в каком она раздрае, сколько гнева в ней скопилось, и даже не на Фулке по большей части, а на себя саму, за то, что месяцы идут и ничего не сдвигается с мертвой точки. Порчестер как стоял, так и стоит. Эйвор раз за разом отступает, понимая, что может сложить в очередной осаде и свою голову, и чужие. Когда она засыпает, ей снится рука в ящике, снится, будто пальцы безжизненные подрагивают, тянутся к ней, смыкаются. Снится, как из темноты пыточной камеры выходит сам Сигурд - такой же, вспоротый нараспашку от паха до горла, кости блестят в темноте, голые мышцы обливаются кровью, но во сне он живой. Он во сне живой после всех этих пыток, он себя едва осознает и протягивает к ней левую руку, с которой на пол капает кровь.

Эйвор бросает Фулке животом вперед на единственный предмет мебели здесь - простой деревянный стул. Она на этом стуле, вероятно, держала Сигурда привязанным после того, как перевезла его в эту крепость из Кента, где держала его большую часть года. Фулке слишком слаба, чтобы пошевелиться. Она сползает коленями на пол, лицом на сидение. Эйвор не утруждается разговорами. Пока что.

Ей нужно время - найти веревку покрепче. Всё остальное у неё есть уже. Она возвращается спустя четверть часа, молча сбрасывает с плеч дорожный плащ, расстегивает свои наручи, тяжелый кожаный жилет. Она складывает свои вещи в углу, аккуратно, как будто собирается принять баню. Закатывает рукава. Затягивает потуже косу на затылке, снимает с пояса остро заточенный топор, с другой стороны - кинжал. Бросает веревку на пол рядом с Фулке, рядом укладывает свое оружие, стаскивает свою жертву на пол.

Фулке падает на задницу, а Эйвор сидит перед ней на корточках. Берет её крепко за горло. Хочется запихать ей пальцы в рот, потянуть за челюсть. Потянуть с силой, чтобы хрустнуло, чтобы мандибулы надорвались - да только сдохнет от болевого шока.

- Рождение кровавого орла - славное зрелище, - она цитирует Ивара почти ласковым шепотом. - Из тебя получится такой красивый кровавый орел. Правда, жалко, что никто его не увидит?
Она подносит лицо совсем близко к её. Дыхание оседает на измученной, взбухшей коже Фулке.
- Знаешь, что с тобой будет? - шепчет Эйвор. Палец нежно оглаживает Фулке лицо, по линии челюсти. - Рассказать? На ушко?
Наконец-то она перестала ржать. Наконец она выпала из своего фанатичного припадка. Наконец осознала, во что она вляпалась. Эйвор скалится одними губами, подносит губы к её уху, удерживает её на месте за локти.
- Я вспорю тебя от шеи до задницы, - в этой черной кровавой горячке она почти понимает Ивара. Кто-то стоит у неё за спиной сейчас. Кто-то стоит в углу комнаты и смотрит на неё. Улыбается в бороду. "Истинная северянка." - И выверну тебе рёбра наружу. Вот этими руками. Познакомься, - она крутит ладонью вперед-назад перед глазами у Фулке, чуть отстраняясь. - Эти руки войдут в тебя и вытащат наружу твои легкие. Я растяну твою кожу с ребрами, как крылья. Натяну их между этими колоннами, видишь? - она притворно озирается по сторонам, будто комнату видит в первый раз. - И самое прекрасное, что всё это время ты будешь жива. Тебя убьют не мои руки. Тебя убьют крысы.

Она мямлит что-то. Она имеет наглость умолять. Она наконец-то, под конец своей жизни, по-настоящему испугалась.
- Тебе нравится пожинать плоды своих действий? - Эйвор грубо отворачивает её от себя и стаскивает на пол, чтобы легла. Кинжалом вспарывает на ней одежду, оставляя царапину глубокую. Безжалостно стаскивает с нёе штаны, оставляя её нагой, жалкой, похожей на червя. Схаркивает в сторону, приподнимаясь на ноги, убирает волосы с лица. Ногой отпихивает обрывки одежды Фулке в сторону. Тяжелый сапог Эйвор ложится Фулке на лопатку, прижимает её лицом к полу. Просто так, ни за чем. Ей нравится думать, что Фулке, теперь нагая и беззащитная, прижата лицом к полу, пропитанному Сигурдовой кровью.

Под хруст костей и оглушительные, душераздирающие крики она вспарывает ей спину вдоль позвоночника. Сразу глубоко. Кинжал сразу рассекает ей мышцы и натыкается на кости. Эйвор пересчитывает их, пока ведет кинжал сверху вниз. Надрез получился прямо по центру, открыл взгляду белые позвонки - можно сейчас руку засунуть, сжать их и вытащить ей хребет, но это моментально её убьёт.

- ПОЖАЛУЙСТА! - Фулке выговаривает это сквозь вопли. У неё трясутся ноги, бьются об пол. Эйвор, к своему собственному ужасу, в ответ только усмехается.
В ней нет сейчас ощущения, будто она глумится над живым человеком. Нет такого, будто под её руками сейчас страдает кто-то живой, будто она кому-то причиняет боль. Вопль не действует на неё. Чем громче и жалобнее она орёт, тем лучше. Эйвор в этих криках слышится, как кричит её брат. Как он кричал, пока Фулке лишала его руки? Сколько раз он кричал "Пожалуйста!", пока она измывалась над ним?..

Разломать рёбра - самое трудное. В этом Эйвор помогает топор. Осторожно, придерживая сверху, используя его как наконечник копья, а не по прямому назначению. Заточен на славу. Ребра хрустят один за другим, навсегда отсоединяясь от позвоночника. Кровь брыжжет Эйвор на рубаху, ей на лицо. Она старается быть осторожной, чтобы Фулке не померла раньше времени. Это всё длится и длится - Фулке кричит, Эйвор сосредоточена, она будто насильник со своей жертвой придавливает её голову к полу рукой, чтобы крики потише были. Много ребер у неё. Много.

- Умоляй, проси, ори, - приговаривает она. Хрустит еще одно ребро. - Знай, что этого мало за то, что ты сделала.
- Я ТОЛЬКО-...
- Ты причинила боль тому, кого я люблю, - Эйвор все также спокойна, когда хрустит последнее ребро. - Это всё. Ты понимаешь меня? Больше ничего не имеет значения.

Эйвор встает на ноги. Фулке уже никуда не денется. Она не сможет даже пошевелить своей головой. Приподнять. Эйвор отряхивается от её крови, но размазывает её ещё сильнее. Теперь вереврка - отмерить две части, намотать на её безвольные запястья, корабельными узлами затянуть, да потуже. Остальные к крюкам прицепить, из собственных запасов Фулке - можно только догадываться, как использовала она эти крюки на Сигурде, но Эйвор об этом думать не хочет, боится, её снова вывернет наизнанку, снова стошнит.

Прицепить крюки к веревкам. По три штуки с каждой стороны. И, наконец...
- Сказать по секрету, я об этом мечтала с тех пор, как нашла твое послание, - Эйвор звучит так, будто рассуждает о том, чем будет сегодня ужинать.
Фулке уже не может говорить. Дальше будет только хуже.
Эйвор присаживается рядом с ней на колени. И под сладкий, как шепот возлюбленной, хруст костей, погружает руки в плоть Фулке. Она обоими руками хватается за обломки её ребер. И тянет в разные стороны, одновременно выворачивая её спину с двух сторон, будто мешок открывает.
Фулке кричит. Эйвор глубоко дышит, в голос, со сладким удовлетворенным "ммм".
Кричи, сука. Кричи.

- А потом... Вынуть легкие, - приговаривает она, прикладывая силу, выкручивая её ребра сначала слева, потом справа. Раскладывая их, расправляя, как крылья. Кожа Фулке изнутри - кровавый ковер. Ребра хрустят, ребра трескаются, надламываются. Ребра, выворачиваясь, терзают её внутренние органы. Как ей больно сейчас, должно быть. Как невыносимо, когда собственные ребра упираются в желудок, в печень, в сердце.

В свете факела Эйвор видит, как сокращаются её легкие. Она погружает окровавленные руки внутрь снова, теперь уже в самое мясо, вглубь, касается её легких, живых, горячих, раздувающихся. Вытягивает, словно рыбу из воды, одно, укладывает на переломанных ребрах. Потом, также - второе.

И пока разбирается с веревками и крюками, которые зацепятся за её кожу и растянут её, как мембрану на ритуальном барабане. Как знамя на щите.
Эйвор старается.
Её кровавый орёл - действительно зрелище. Одной проделывать это тяжеловато, и теперь она понимает, почему Ивар позвал её помочь. Фулке едва живая, пока она натягивает её со второй стороны. Зацепить крюками её вспоротую плоть и завязать последние узлы - самое легкое. Самое простое.

Эйвор, вся в крови, с растрепанной косой, выходит из комнаты - скоро возвращается с двумя ведрами в руках. Ведра трясутся, пищат, пока она стирает кровь со своего оружия и со своих рук, надевает обратно жилет, наручи и дорожный плащ. Очень сильно хочется есть и медовухи.
Она берет в руки факел и любуется тем, что сделала. Фулке, тварь, еще жива.

- Гори в своем аду, - она пинает одно ведро на другое, оба падают, крышки слетают. Эйвор закрывает за собой дверь. Уносит свет, оставляет Фулке в полной темноте. В море крыс.

MADOC [THE FOLK OF THE AIR]

раса: фейри возраст: неизвестно

деятельность: Главный генерал Верховного короля Фейриленда место обитания: Эльфхейм

alexander skarsgard, art

---

КЛЮЧЕВАЯ ИНФОРМАЦИЯ
Рождён в крови и воспитан для кровопролития. Главный генерал, не представляющий жизни без очередной войны и борьбы за безграничную власть. Самый сильный, самый расчетливый, самый хладнокровный. Убийца родителей Джуд. Монстр, похитивший её и сестер в мир монстров и ужасов. Он же - учитель и отец, которого вопреки любой логике Джуд искренне полюбила. Мадок давал ей все необходимые знания о стратегии и искусстве владения мечом. А после сажал на колени и читал книги, гладил по волосам и давал почувствовать родительскую любовь. Сейчас Джуд это кажется едва реальным прошлым, пусть и совсем недалеким. В их новом мире они прямые соперники, за власть, за Корону, за право оказаться победителем.
Ещё пока есть шанс отступить или начать работать вместе, а не против друг друга. Но никто из нас не сдаться. Правда ведь, пап? Ты воспитал меня такой. Ты сделал меня той, кем я являюсь. Гордись или убей.

---

ДОПОЛНИТЕЛЬНО
Внешность на Ваш выбор. Любите Мадока так же сильно, как его люблю я, обо всем остальном договоримся)

Пробный пост

Фейри не способны врать. И если в большинстве ситуаций Джуд умело использует этот факт, иногда же остаётся лишь его ненавидеть. Как в случае с Карданом. Он всегда мастерски управляется с правдой, как с замысловатым оружием. Каждый раз направляя свои удары слов в самые болезненные точки Дуарте, превращая любой их разговор в смертельную битву. Как же она устала. Частично и от того, насколько же он чертовски и невыносимо прав. Вновь.

Кардан никогда не хотел этой короны, не просил её, не пытался заполучить, в отличии от всех своих родственников. Это и делало его идеальным кандидатом для главной роли в сумасшедшем плане Дуарте. Но и проблем от острой аллергии принца на ответственность оказалось не меньше. Буквально все задачи правления опустились тяжелым грузом на плечи смертной девочки, которая переоценила собственные возможности. Она разрывалась на части, пытаясь не выпустить из внимания ничего важного, пока сам Верховный король бесконечно отдыхал и развлекался.

Но разве не в этом и заключается их сделка, как справедливо подмечает сам Кардан?

Джуд молчит. Понимает, что он прав. Но скорее откусит себе кусочек пальца на ещё целой руке, чем согласится с ним хоть в чём-либо сейчас. Потому делает вид, будто позволяет ему высказаться. Мыслей в голове короля накопилось явно немало, и он вовсе не сдерживается в их выражении, подсвечивая каждую из ошибок своего сенешаля. Безусловно, ей стоит быть осторожнее в своем маниакальном желании контролировать каждое движение, каждое слово Кардана в страхе от того, на какие глупости тот способен. Да и устраивать погром в королевский покоях тоже идея не сильно разумная.

Она слишком устала. От этого безупречно продуманный на первый взгляд план трещит по швам, как и способность Джуд держаться. Хочется заплакать, закричать о том, как это тоже вовсе не то будущее, о котором мечтала девушка. Что она понятия не имеет, как управлять королевством. Что безумно боится каждого собственного шага, ведь даже не догадывается, правильный он или же приведет к краху. Только вот подобной опции в её арсенале нет. Не говоря уже о том, что Кардан последний, на чьих глазах Джуд позволит себе расклеиться. Не дождется.

Наконец, речь Верховного короля подходит к концу. Конечно же, сенешаль замечает опасный взгляд Кардана, от которого все подданные лишаются дара речи, припоминая былую жестокость принца. Не ускользает от внимания Джуд и угрожающие намеки в его словах. Кем он себя возомнил? Тихий голосок разума напоминает, что их сделка крайне недолговечна. Под её контролем Кардан будет ещё семь месяцев, а вот Верховным королем столько, сколько пожелает. Ведь у неё пока нет плана, как убедить его передать правление Оуку в подходящий момент. Так что, самоуверенность и угрозы вполне оправданы. Не может же Джуд приказать ему перерезать себе горло, как бы сильно иногда не хотелось. Кто тогда коронует брата? Нет, какое бы поведение Кардан не позволял себе, он нужен живым и невредимым.

- Ты всегда недооценивал мои силы, - усмехается Джуд, вспоминая, как тот когда-то пытался заставить её отказаться от участия в турнире. Не сработало тогда, не выйдет и сейчас подорвать остатки уверенности в себе. - И где мы сейчас? - спрашивает с намеком на настоящее положение вещей, в котором Кардан находится под её безграничным контролем. Но речь сейчас не совсем об этом.

- Мне вовсе не нужно контролировать всех. Достаточно и того, что я контролирую тебя, - намеренно не задевает неудобной для себя темы в виде собственных ошибок. Да, Джуд не безупречна. Спасибо за наблюдение, Кардан, она в курсе. - Но вопреки этому факту, я стою здесь и пытаюсь вести с тобой диалог. Вместо того, чтобы отдать приказ, которому ты обязан подчиниться.

Указывает на очевидную вещь. Разве что, не кричит ему “Чёрт возьми, я стараюсь, чурбан ты бесчувственный!”. Хотя, когда это Кардан был способен оценить старания других. Да и, собственно, в чём его выгода.

- Я знаю, что ты не хотел ни короны, ни моего контроля над собой. Но имеем, что имеем, - сенешаль разводит руками, ситуация не изменится, как бы сильно они оба не хотели никаким образом не пересекаться друг с другом. - Можешь и дальше продолжать валять дурака, тщательно выстраивать славу первого Короля пьяницы. Да и позволять Локку унижать себя при каждом удобном для него случае тоже безусловно можешь, - выражение лица Джуд отчетливо дает понять, что лично её такие вещи мало интересуют, репутация Кардана - лишь его забота. Проблема исключительно в том, какие последствия это несет для трона, который необходимо сохранить для Оука.

- Но тогда мы остаемся заключены в ловушку, где я вынуждена править единолично и всё контролировать. И, как ты красиво подметил, это укрепляет всех во мнении, что ты - слабый Король, - не подпускать его слова близко к сердцу, а использовать против него. Джуд тренировалась этому навыку ещё со школы. - Неужели ты действительно хочешь остаться таким в памяти народа? Хочешь войти в историю слабым и бесполезным? Позором рода Гринбриара? - здесь уже сенешаль стреляет откровенно вслепую. Она понятия не имеет, играет ли это хоть какую-то роль для Кардана. А вдруг его действительно ничего, кроме вина и пирушек не волнует? Что, если его главная цель - отомстить ей лично, и плевать на последствия для всего Эльфхейма?

POLO BENAVENT [ELITE]

раса: человек возраст: 18

деятельность: школьник, богатый мальчик, вскоре студент место обитания: мадрид -> лондон

alvaro rico

---

КЛЮЧЕВАЯ ИНФОРМАЦИЯ
Поло - идеален. Умен, красив, единственный наследник большого состояния к тому же. Не удивительно, что родители Карлы всячески способствовали их ещё совсем детскому роману. Кому бы не понравился такой потенциальный жених для дочери?
Но вся эта показная идеальность лишь маска. Так ведь, Поло? Ты куда интереснее. В тебе есть извращенная сторона, позволяющая исследовать все грани удовольствия. В тебе есть настоящая тьма, которую ты используешь для защиты тех, кого любишь. Как долго тебе приходилось скрывать всё это, играя в безупречного мальчика? Какое же счастье, что маски сброшены и мы можем быть честными, хотя бы наедине. Это будет непросто, но уж точно нам никогда вновь не станет скучно друг с другом.

---

ДОПОЛНИТЕЛЬНО
Заявка в пару. Естественно, принуждать никого не буду) Главное, наличие желания и, надеюсь, мы сыграемся.
Детально отношения обсудим уже лично. У меня есть много мыслей и идей. Гарантировано будет много токсика и стекла, но мы точно разберемся, обещаю)
По игре: быстрой скорости не прошу, поста в 1-2 недели буду счастлива (если чаще - подстроюсь). Личное общение не обязательно, но при желании поделюсь тг. Пишу от третьего лица, птица-тройка, абзацы, всё такое. В ответ ничего такого не требую, главное - читабельность) По размеру предпочтений нет, от 2.5к до любой верхней границы в рамках разумного.
Люби Поло и Карлу так, как их люблю я, в общем)

Пробный пост, пока не от Карлы

Аддамс категорично не разделяла восторга этого дня. Бегающие от энтузиазма школьники, бесконечные рассказы Энид о её семье, в которые и верится с трудом… И это не говоря о том, что население кампуса увеличивается вдвое на предстоящие выходные. Стоит ли упоминать, что любая средневековая пытка звучит более привлекательно для Уэнсдей? Ровно об этом девушка читала всю ночь напролёт, заранее подготавливая себя к необходимости придумывать красочные сценарии смерти каждого, кто успеет перейти ей дорогу в ближайшие дни. Лучше пока только в фантазиях. Перейти к активным действиям Аддамс всегда успеет.

Словом, мрачная тучка Гомеса пыталась занять себя любым подходящим и не очень образом, лишь бы не задумываться о действительно неприятном. Каждый, кто знает её достаточно хорошо, с легкостью распознал бы избегающее поведение. Повезло, что таких насчитывалось немного, особенно, в стенах Невермора. Но Ксавьер с присущей ему тактичностью и осторожностью постарался поднять эту тему, красиво подсвечивая важное и срочное дело, в котором визит родственников приходится, как нельзя, кстати. В ответ Аддамс, естественно, сообщила, что скорее позволит каждому однокласснику крепчайше себя обнять, чем попросит помощи у матери. Вот только рациональная сторона предательски соглашалась с художником, пусть и лишь в мыслях.

Ближе к печальному часу (и вовсе не в хорошем смысле) Уэнсдей надела свой любимый полосатый свитер в размере побольше, заплела волосы в безупречные две косы, словно таким образом обретая хотя бы минимальный контроль над происходящим. Потому что, сколько не строй из себя гениальную и независимую, а в этом конкретном вопросе просьба о помощи явно неизбежна. Аддамс уже испробовала все другие существующие пути. Серьёзно, даже несколько совершенно сумасшедших, если верить Константину. Впрочем, переживал он за её жизнь или за судьбу своей квартиры в те моменты, - вопрос открытый.

Конечно, в любое другое время девушка могла бы сделать вид, что спешить некуда. Придумать подходящую отмазку, лишь бы только не обращаться к последнему человеку во Вселенной, этой и всех других существующих, к которому хотела бы прийти за советом. Но откладывать уже действительно некуда. Количество жертв растет, подозреваемых значительно меньше не становится, расследование уверенно несется в тупик, и надеяться остается только на свои видения. Которые, как назло, не менее упрямые и самоуправные, чем сама Аддамс. И сколько бы усилий девушка не прикладывала, обрести даже минимальный контроль над ними не удалось. Кто знает, может, Джонни прав, и это вовсе невозможно.

Таким образом, последним местом, где потенциально обитает ответ, остается родной дом Уэнсдей. Подобный дар не берется из ниоткуда. Он в крови, течет в роду, как чернейший цвет глаз и души каждого Аддамс. Существование последней всё ещё оспаривается, но речь сейчас не о судебном разбирательстве троюродного дядюшки с Сатаной. Смысл в том, что если и существует кто-либо, способный помочь юной провидице разобраться со своими видениями, то это исключительно член её семьи. Причем внутреннее чутье безапелляционно указывало на мать.

Хочется это самое чутье отпинать или отправить на обожаемую гильотину. Особенно, когда Уэнсдей спускается вниз для “долгожданной” встречи с родителями. Местная атмосфера вызывает острую головную боль и желание совершить ритуальное сэппуку прямо здесь, сейчас, незамедлительно. Не удивительно, что девушка моментально прячется в самый дальний мрачный угол, подальше от сентиментальных возгласов, чрезмерных проявлений эмоций и тактильности. Именно там терпеливо дожидается появления своего семейства в компании длинноногого паука, который достаточно быстро облюбовал плечо Аддамс. Назову её Агатой.

Впрочем, уже в следующую секунду слышится характерный шелест платья по траве, дополняющий едва уловимые для уха шаги. Каким образом Мортише удаваётся передвигаться с подобной грацией, практически парить над землей, не догадывается никто. Лично Уэнсдей уверена, что мать делает это намеренно, лишь бы подпитать своё высокомерие. Так и хочется закатить глаза. От этой изящной походки, от чересчур откровенного платья, от того насколько эта женщина демонстрирует миру, что никому никогда не удастся даже приблизиться к её безупречности. Особенно, дочери.

Мгновенно Аддамс жалеет о своём рациональном решении. Но отступать поздно. От прикосновения матери Уэнсдей вздрагивает, отстраняясь при первой же возможности. Вопрос обдумывает со всей серьезностью, естественно, никак не меняется при этом в лице. Услышала ли она вообще слова Мортиши трудно понять первую минуту, пока, наконец, девушка не кивает, коротко и уверенно: - Пойдем.

Энтузиазма специально не демонстрирует, но отрицать очевидное трудно, без отца и Пагсли выйти на необходимую беседу будет гораздо проще. Пусть увидеть мелкого действительно хочется. В надежде, что он не отвык от издевательств высокого изощренного стандарта в своей этой школе для скучных смертных.

- Я знаю короткий путь, - выдаёт достаточно необдуманно, сразу же направляясь в сторону выхода в лес, как проделывала неоднократно ранее. Впрочем, какой шанс, что директриса не наябедничала школьной подруге о похождениях её дочери?

- У Пагсли нет проблем в школе? - по пути не сдерживает важный лично для себя вопрос. Безопасность брата всегда на первом месте для Уэнсдей. Он - её любимая жертва, и принадлежит в этом смысле исключительно ей одной. Да и, если честно, начинать так издалека непростой разговор как-то легче. А контролировать происходящее точно необходимо. Не хватало ещё, чтобы Мортиша восприняла согласие на прогулку, как приглашение к расспросам о парнях и школьных сплетнях.